01.02.2014 в 23:42
Пишет WTF ChKA 2014:WTF ChKA 2014. Level 2: Тексты G — PG-13. Драбблы, мини. Часть 2.
Иннирэ прошла по галерее. Огляделась по сторонам — никого. Ловко подпрыгнув, она съехала по перилам лестницы и засмеялась. Ай-ай, почтенная наставница, уже первые седые волоски пробились в косах, какой пример подаешь? А некому подавать, никто не видит... Приосанившись, Иннирэ оправила юбку. Неспешным шагом она миновала двор и обеими руками потянула за ручку тяжелой двери.
Несколько комнат в этой части огромной крепости были владением Морхонна. Притворив за собой дверь, Иннирэ обвела взглядом высокий коридор. «Мрачно здесь... — подумалось ей. — И холодно...» Кажется, было даже холодней, чем под открытым небом. Иннирэ зябко повела плечами. Все внимательней смотрела она, но не замечала ничего необычного. Никаких зримых примет того, чем это место отличалось от прочих. Пусто и чисто... Лишь чутье наставницы, сердце ее говорило — здесь все не так. Это не жилье и не школа — поле боя.
«Но ведь не станет Морхонн морозить своих... учеников», — подумала она. Отойдя от дверей, Иннирэ закрыла глаза и прислушалась к себе — и к миру вокруг.
Холод.
Сталь.
Страх.
Ничто.
...Она вздрогнула.
Теперь она понимала — это холод иной природы, внутренний, а не внешний. Так проявляет себя враг, с которым ведет сражение однорукий Морхонн. Самый страшный враг.
Иннирэ тяжело перевела дух. Соприкосновение с этим... с этим далось ей нелегко. Каково же приходится Морхонну? Она снова поежилась. Морхонн приглашал ее прийти, но теперь ей казалось, что она явилась незваной. Иннирэ поторопилась восстановить в памяти его записи. Недавно Морхонн привел их в порядок, составил из заметок нечто вроде трактата и отнес в библиотеку. Много споров случилось между наставниками из-за этой книги. С самим Морхонном спорить было трудно. Разум его был как горный пик — острый и холодный. Но слишком страшные вещи он говорил и писал, поразительные, жестокие... Он стремился к добру; но какими путями?
Помотав головой, Иннирэ решительно направилась вперед.
«Смотреть своими глазами», — думала она.
Было тихо. Осторожно заглянув за ближайшую дверь, Иннирэ увидела несколько заправленных постелей. На одеялах — ни складки, на полу — ни пылинки... Должно быть, здесь жили... ученики. Сейчас они были на занятиях. Перед дверью, на которой висела табличка «Класс», Иннирэ замерла на несколько минут — оробев, будто сама была ученицей и опоздала к уроку. Наконец, неловко улыбнувшись, она аккуратно постучала.
Дверь открылась. Грубый шрам на щеке делал улыбку Морхонна кривой, но глаза его были такими ясными, что увечья словно не замечалось. Иннирэ несмело поприветствовала его. Морхонн толкнул дверь крюком, заменявшим ему левую кисть, и пригласил войти.
Десять пар глаз уставились на Иннирэ, желтых раскосых глаз... Тощие шеи, порванные острые уши, сутулые плечи... Подростки, почти дети... точнее, наверно, детеныши...
Страх.
Злоба.
Холод.
Ничто...
Иннирэ напряженно выпрямилась, улыбка сошла с ее лица. Невозможно было оставаться открытой внутри, оказавшись так близко к воплощенному Искажению. Она приложила все силы к тому, чтобы сохранять спокойствие.
Морхонн обернулся. Он был выше нее почти на голову, и стоял у нее за спиной, как страж. Уверенность исходила от него и чувство надежной защиты...
И вдруг он жутко рявкнул:
— Встать!
Иннирэ содрогнулась.
Десятеро взлетели со скамей, будто от удара. Взгляд Иннирэ метнулся по комнате и застыл: на учительском столе Морхонна лежала плетка-треххвостка. «Великая Тьма...» — шевельнулись ее губы. Она знала, что увидит здесь, но все равно... это был какой-то ужас...
— Это госпожа Иннирэ, наставница, — ледяным голосом сказал Морхонн. — Наставников следует приветствовать, вставая. Уэрх, к доске.
Один из десятерых поплелся вперед, шаркая ногами. Он угрюмо покосился на Иннирэ. В желтых глазах горела злоба. Будто Иннирэ была в чем-то виновата...
— Двенадцать на неизвестную и восемь, — продиктовал Морхонн, — без шестнадцати, чтобы получилось сто. Я беседую с госпожой Иннирэ за дверью и все слышу.
Мел скрипел по доске. Мурашки бежали у Иннирэ по коже.
Морхонн вывел ее в коридор, мягко взяв за локоть. Дверь он притворил не до конца.
Оказавшись снаружи, он будто снова стал... человеком. Иннирэ зажмурилась и провела по лицу ладонью. Несмотря на холод, она была вся в поту.
Несколько мгновений она пыталась найти слова и выдохнула наконец первое, что пришло в голову:
— Зачем? Морхонн... Зачем ты учишь орков арифметике?!
Он улыбнулся — своей удивительной кривой улыбкой, полной тепла и приязни.
— Не арифметике, Иннирэ.
— Что?
— Понимаешь, — сказал он, — им нужно дать возможность гордиться.
— Что?!
— Гордиться не тем, что украли и убили, а тем, что поняли и сумели. Ты удивишься тому, насколько это целительно для души.
Иннирэ вздохнула.
— Я читала твои записи. Но все же... Мне трудно даже просто быть здесь. Пустота... Она ощущается как ужасный холод. Как тебе удается выносить это?
— Я ее побеждаю.
Иннирэ вскинула взгляд. Ясные серые глаза Морхонна чуть сощурились. Он прислонился спиной к косяку и в задумчивости потер шрам на щеке.
— Нескольким племенам ирхи... повезло, — сказал он. — Учитель сумел отчасти исправить то, что случилось с ними. Теперь мы называем их Измененными, но не Искаженными. Они любят блестящие вещи и умеют рассказывать сказки.
Иннирэ кивнула. Ритм его речи зачаровывал.
— Но мы понимаем, — продолжал Морхонн, — что больше... Что Учитель не повторит это деяние. И что же? Смириться? Продолжать бояться Пустоты и ничего не предпринимать? Нет. Учитель передал свои силы нам. Мы должны продолжить его дело.
— Но как? — прошептала Иннирэ.
— Так же, как воины сражаются с врагом. Изучить противника и выступить против него во всеоружии.
Иннирэ коснулась пальцами виска.
— Я читала… - пролепетала она, — я помню...
Морхонн улыбнулся.
— Я могу повторить. Я изучил Искажение и понял, как именно оно извращает суть живого. Все побуждения Искаженных ирхи, все движения их разумов окрашиваются двумя чувствами: страхом и злобой. Но как у любого противника, у к’айе есть уязвимое место. Я узнал его: это гордость. Орки способны гордиться. Если не вмешиваться, это, конечно, будет гордость только злыми деяниями. Но можно вмешаться.
Иннирэ помедлила. Было еще кое-что, и именно об этом она хотела спросить Морхонна... Трудно было сказать это ему в глаза. Иннирэ покусала губы и выговорила:
— Но ты используешь страх.
— Да.
«Плетку», — хотела добавить Иннирэ, но не сумела произнести.
— К несчастью, другого пути нет, — сказал он. — Любое неискаженное живое существо чутко к добру, его можно воспитывать одной только лаской. Но не орка. Это трудно принять, я знаю. Легче отказаться от борьбы. Но со временем, поверь, нужда в страхе отпадает. Искажение — неестественно. Сама природа отвергает его. Научившись чувствовать благородную гордость, орк начинает...
И Морхонн вдруг смолк.
Осторожно, не касаясь двери, он заглянул за нее. Иннирэ подалась следом.
В классе нарастал шум. Тяжелые ноги топали по полу, кулаки стучали по столам. Многоголосый гогот, вначале приглушенный, становился все громче.
Уэрх сутулился у доски и грыз пальцы.
— Он съел мел! — услышала Иннирэ. — Вот тупой! Тупой! Дубина! Он съел мел!
В Уэрха полетела грязная тряпка, потом вторая. Он дернулся и сгорбился сильнее, прикрывая руками голову. Кто-то швырнул линейку. Потом о доску с задачей застучали комья жеваной бумаги. Иннирэ в тревоге посмотрела на Морхонна. Маленькие орки утратили страх, едва перестали его видеть, и Искажение взяло верх над ними. Неужели это Морхонн считает победой? Те наставники, что называли его безумцем, были правы... Он отравился из-за близости к не-Тьме и не-Свету, его нужно лечить!..
И Иннирэ едва не утвердилась в этой мысли, увидев, как озарилось изнутри лицо Морхонна. Глаза его засияли.
— Луфраг, — очень тихо, почти что одними губами проговорил он. — Он — самый лучший...
Изумленная Иннирэ уставилась на Морхонна.
Морхонн осторожно подвинул дверь, позволяя ей увидеть.
Уэрх подобрал с пола один из кусков жеваной бумаги, развернул его и вскинулся. Завертев головой, он нашел коробку с мелом, выхватил оттуда целый кусок и торопливо стал писать на доске решение.
Морхонн беззвучно смеялся.
Дождавшись, когда Уэрх закончит, он с грохотом распахнул дверь.
Мгновенно воцарилась тишина. Чеканным шагом Морхонн прошел к своему столу. Весь он был как натянутая тетива: сорвется — и насмерть... Даже Иннирэ устрашилась, хотя и понимала теперь, что это притворство. Морхонн хлестнул плеткой по краю столешницы.
— Все наказаны, — процедил он.
Ни единым движением он не намекнул, что видел поступок Луфрага и одобряет его. «Конечно, — подумала Иннирэ с улыбкой, — ведь подсказывать нельзя...» Всем видом Морхонн выражал брезгливость и сдерживаемый гнев, когда склонился и безошибочно подобрал с пола один из кусков бумаги. Иннирэ поймала его взгляд и вошла, стараясь выглядеть как можно строже. Морхонн передал ей первую попавшуюся книгу, ловко заложив ее тем самым обрывком. Иннирэ кивнула, поблагодарила и торопливо вышла, охваченная любопытством.
Криво и косо на обмусоленной бумажке было выведено решение задачи и приписано: «СНЧЛ УМНЖ».
Когда сидишь в заточении — страшно только поначалу. Потом становится скучно. Страх и скука — та ещё смесь, обостряет слух, зрение, да и мысли тоже. Начинаешь узнавать о смене стражи по легкому сквозняку через сени от уличной двери. И самих стражников уже различаешь по покашливаниям, приглушенным разговорам да переругиваниям под дверью комнаты. Комнаты? Взглянем правде в глаза — камеры. Это, несмотря на всю роскошь обстановки – камера. Как в ней жили только? Толстые стены, тяжёлая дубовая дверь, узкие окна с видом на частокол. А ведь Дейрел не доверяет своей "своре", вот в чём дело. Не доверяет — как бы ни тщился доказать обратное.
Даже завтрак, обед и ужин становятся событием. Хочется есть или нет — больше нет — но можно поизучать содержимое тарелок, и поверх тарелки — того, кто приносит еду. Парень, юный совсем, всегда один и тот же. Ириалонна успела его уже изучить до последней заплаты на одежде, да что там — до мелких трещинок на грифе лютни. Ну надо же, как пленницу ценят — менестреля к ней приставили. Вон, покорно у двери топчется, ждет поднос обратно. Разглядывает её, как ему кажется — исподтишка. А взгляд неожиданно приятный — открытый, любознательный. С таким взглядом мальчишка даже симпатичным кажется, хотя так посмотришь — тощий, нескладный, несуразный. Меч на поясе ему явно уверенности не добавляет, мешает только. Отобрать, что ли? Если бы только саму сквозняком не шатало — хорошо по голове приложили... Лютня... что же он с ней носится всё время? То ли так часто просят сыграть, то ли просто не хочет — не рискует? — расставаться с инструментом.
— Играешь? — с точно рассчитанной небрежностью кивнула на лютню.
Оии, как покраснел-то, будто уличили в чём-то недозволенном.
— Балуюсь, — не слишком охотно, но ответил.
— Может, ещё и песни сочиняешь?
— Да так, ерунду всякую, — покраснел еще больше.
— А мне сыграешь какую-нибудь ерунду? —доброжелательно и убежденно, чтобы он поверил: "ерунда" — совсем не ерунда.
Смутился совсем, ещё бы — она из Чёрной Твердыни, ещё и женщина, ещё и старше — всяко не ровня. Смутился, но и обрадовался, что попросила. Снял лютню, привычно пробежал пальцами по колышкам — настраивая, перехватил гриф поудобнее.
Собственно, Ириалонна готова была мужественно выслушать что угодно — будь оно без смысла, не в лад и не в музыку — надо же юным менестрелям с чего-то начинать. Но тут — внезапно задело, до ощущения пылинки в глазу: невесомо, но щиплет, пока слеза не задрожит на ресницах.
— Эй, Уфангр, — в комнату заглянул один из стражей, судя по голосу — тот, что так нездорово кашлял. А судя по лихорадочному румянцу — точно он. — Уфангр, ты что тут, за девицей ухлёстываешь? Так, во-первых, девушкам поют не эту твою мутотень, а про дивные цветы, прекрасные глаза и всякие такие нежности. А во-вторых — Дейрел тебе за такое голову снимет, да и нам тоже, так что сбрысни отсюда.
Парень виновато съёжился, поспешил убрать тарелки и уйти.
Не насовсем, понятно дело — пленницу всё равно надо кормить. Но на задушевные разговоры Ириалонна уже не рассчитывала. Тем более на то, что он рискнет заговорить первым. Рискнул.
— А ты правда из Черных Воинов? — спросил, обмирая от собственной наглости.
Хорошенький вопрос, учитывая, что чёрные одеяния воина Твердыни и сейчас на ней. Или всё дело в том, что она — женщина?
— Да, я Воин Меча, — и не удержалась от встречного вопроса, вот от неуверенности и не удержалась. — И что?
А ведь просто — живое любопытство ко всему, что за стенами, за пределами. И искренний восторг.
— Так все же знают, что ваши воины — лучшие. И ты тоже — лучшая тогда.
— Лучшая. И много в том толку... — сорвалось с горечью.
— Почему? — заморгал удивленно. Ну правда, в его возрасте ей тоже казалось, что если ты лучший воин — то какие ещё сложности?
— Мне кажется, я не на своем месте... видишь ли, воином Твердыни должен был стать мой брат…
Скука ли тому виной, или тяжесть одиночества последних дней, да только опомнилась Ириалонна, когда рассказала всю историю своего появления в Твердыне. И об одолевших сомнениях — тоже.
— Получается, Тано был прав, — грустно. — Женщине нельзя быть воином…
— Не прав он!.. — даже подпрыгнул от возмущения... и чуть язык не прикусил: это же надо — такое брякнуть, и о ком! Только и удержаться не получалось. — Вот совсем не прав!
Ах мальчики-мальчики, неужели, кроме войны, вы ни о чём больше думать не можете?
— Прав! — возразила резко, куда резче, чем хотелось бы — будто оспаривая не только его слова, но и собственные мысли. — Я теперь не о Служении думаю, и не о Пути воина, а о замужестве и детях.
— Ну и что? — буднично так. — Даже если ты сейчас всё бросишь, выйдешь замуж и примешься детей рожать — всё, что ты знаешь, с тобой останется. Всё, чему научилась, что сделала...
— А зачем? Зачем училась-то тогда?
— А вот и затем! Затем, что в той деревне девочку некому было больше защитить. Только ты. А мечом, знаешь ли, защищать сподручнее. Закрыть другого собой получается только один раз.
— Но я же женщина, — как последнее возражение... совсем последнее, и даже самой захотелось ответить на него в духе Уфангра "Ну и что?"
— А я — мужчина. И что с того? Я плохой мечник. И вообще воин плохой. От одного удара падаю.
Замолчал, глядя в одну точку, и вдруг выдохнул с неожиданной тоской:
— И менестрель я тоже паршивый. А может быть, был бы лучше, если бы мог выбирать, чему учиться.
— Твердыня выявляет дар человека, помогает ему стать Мастером в том, в чём он более всего талантлив, осознать и осуществить свое предназначение, — проговорила такое привычное.
— Скажешь тоже, — хмыкнул парнь. — Где Твердыня — а где мы. Видишь ли, это просто свободные земли, на которых можно растить хлеб, строить дома, просто жить. Но их никто по-настоящему не защищает: ни Твердыня, ни правители альвов. Мы сами по себе.
Было неловко, стыдно перед девушкой. Хотелось оправдаться — за всё: за то, что он плохой менестрель, за то, что они живут тут так по-дурацки, за то, что Дейрел держит Ириалонну в плену — и его люди ему это позволяют.
— Сами по себе... харги приходят — грабят и убивают, люди приходят — грабят и убивают, теперь вот Дейрел. Он объединил несколько селений, научил нас драться, теперь мы отбиваемся от пришлых, но...
— Но Дейрел и сам теперь успешно грабит и убивает, так?.. — закончила тихо.
Уфангр не ответил. Смотрел в сторону, и бездумно, ритмично постукивал пальцами по столу, а потом запел, тихо — чтобы на этот раз за дверью не услышали.
Мысли Ириалонны метались испуганными птицами. Моя стая — сказал о своих людях Дейрел. Цепные псы под рукой вожака. Только доверилась бы она псу так, как доверилась мальчишке-менестрелю, разом и безоглядно? Или это наваждение? Или всё же не псы — люди, и не всё потеряно, раз здесь ещё поют — так? Она не может не попытаться, а там — пусть сами решают.
— Уфангр, а ты не думал: раз вы объединились и обороняетесь под рукой Дейрела — может, вы и сами сможете не хуже. Лютый вождь, но вождь — или сами, разница есть, конечно. Но разве не стоит попытаться?
Мальчишка уставился на неё во все глаза. Глазищи! Синие — ну надо же, таким синим взглядом девушкам головы кружить, только это ему, наверное, ещё и в голову не приходит. Как не приходила в голову и мысль избавиться от хозяина.
— Не думал об этом. А знаешь, надо старшим подсказать, может им понравится. Они ведь тоже...
Умолк, не договорил — но и так понятно. Видно, по всему видно: они ведь тоже не любят Дейрела.
А парень заторопился, собрал поднос и поспешил уйти. И вовремя, едва разминулся. Ведь принесло же западным ветром — на пороге стоял Дейрел, угрюмый и озабоченный.
— А здорово ты его! Подсвечником! И все видели! И смеялись! — Уфангр говорил восторженно, но как-то преувеличенно бодро. И в глаза не смотрел. И закончил пришиблено, подрастеряв задор. — Там костёр готовят...
— Все равно я не выйду за Дейрела замуж, — пожала плечами. — Пусть делает, что хочет.
— Он не хочет. Он боится тебя казнить. Но и отступить побоится тоже — какой он тогда король?
— Я бы сказала — паршивый он король в любом случае. Ты со старшими-то поговорил?
— Поговорил. Они сказали, что я опять чепуху всякую выдумываю. И по шее накостыляли, — усмехнулся довольно и гордо. — Задело, значит. Если б было всё равно — посмеялись бы, и только. А тебе бежать надо, вот что.
Хорошая мысль, главное — вовремя.
— В лагере ожидают нападения, ведь так? Значит — увеличили охрану на воротах, жгут костры — чтобы виднее было было. Да и как мне отсюда выйти?
— Ожидают, но завтра. Сегодня почти все нетрезвые — страшно. Одеждой поменяемся, мы же похожи. Капюшон на лицо натянешь, если что — притворись пьяной... то есть пьяным. Как из дома выйдешь — иди на ржание лошадей, к конюшне — там темно, факелы у конюшни жечь — можно и пожару наделать, да и частокол там ниже.
А парень-то на себя наговаривает. Может, мечник он и плохой — но тактик вполне хороший. Только одно слабое место есть в его плане.
— А с тобой что будет?
— А что со мной? — откликнулся легко. — Это же не на мне Дейрел жениться хочет. Ну найдут меня тут завтра, ну по шее опять накостыляют — делов то.
— Тогда... — заколебалась, да и что тут сказать-то? — Спасибо.
— А ты ещё не благодари, — и добавил преувеличенно громким шёпотом: — У меня, может, своя корысть: поглядывать, когда ты переодеваться будешь.
Засмеялась тихонько. Стало так легко, будто уже всё получилось, уже выбралась.
На самом деле Уфангр стеснялся даже больше, чем девушка. Ну да, взглянуть хотелось — ну совсем чуть-чуть, хоть разок. Но когда он совсем было решился обернуться, увидел уже только ворох одежды, вздохнул и принялся одеваться. Оглядел, что у них вышло.
— А знаешь, и впрямь похоже. Капюшон натяни. И... и лютню возьми. Все привыкли, что с лютней — это я, даже и приглядываться не будут.
— А ты как же без лютни? — кольнуло нехорошее предчувствие.
— Потом вернёшь. Бери. Иди уже.
Ушла, пошатываясь вполне натурально, и притворяться-то почти не надо было — после едва отступившей болезни. На какой-то вопрос стражи ответила невнятным мычанием, вызвав дружный смех: "Ну и набрался ты, Уфангр! Это с одной то кружки?"
Всё затихло.
— Закрыть другого собой можно только один раз, — проговорил юноша. И поёжился — не от холода.
Утром не понадобилось долго разбираться, чтобы понять, что случилось. Разъяренный Дейрел только прохрипел:
— Костёр мерзавцу!
— Так мальчишка же, — попытался возразить седой воин, — а она — девушка, ну ясно дело — пожалел. Не стоило его к ней посылать, моя вина.
— С тобой я потом разберусь, — рыкнул вожак, глаза сверкнули бешенством. — С тобой, и остальными — кто пропустил. А сопляка — сжечь, сейчас!
Уфангра жалели. Жалели, не смели возразить "королю", и совесть пытались успокоить невнятным: "Ну сам же виноват". Только получалось плохо.
А ему хотелось бы держать голову высоко, смотреть прямо и твёрдо — и не получалось, стыдно было. Не за то, что сделал, нет — за то, что не может им объяснить, что именно ТАК и надо было поступить.
Седой его и к столбу привязывал.
— Если веревку на горло захлестнуть... — предложил тихо. — Задохнёшься раньше, чем подступит огонь..
— Не надо, — об огне пока и не думал, думал только о том, что нужно ещё что-то сказать, нужно слова найти. Нужно!
Слова нашлись... не те, может быть, но других не было.
Огонь разгорелся наконец-то, лизнул по ногам. Боль оборвала песню, накатила жуть — перед болью еще большей. Но где-то далеко кто-то его услышал, отозвался — и вместо боли тело охватила невиданная лёгкость, будто он и правда летать умеет. Небо распахнулось над ним звёздным куполом.
Люди вокруг костра подавленно молчали. Что они видели? Видели ли?
Дейрел только выругался, и поспешил — убежал почти — к себе, к спасительной бутыли.
Чёрные осадили лагерь по всем правилам, уже зная от Иралонны количество клинков и силу укреплений. Только это уже не понадобилось — ворота были открыты, а лагерь — пуст, со следами... нет, не паники, организованного — но весьма поспешного бегства, когда брали лишь что могли взять, остальное без сожаления оставили, включая подгорающую кашу на углях да железную заготовку в ещё горячем горне. У дальней стены на небольшой площадке увидели свежий земляной холмик на месте недавнего кострища. Там же обнаружился единственный дом, запертый — снаружи. В нём и нашли мертвецки пьяного Дейрела.
Свора отказалась от своего вожака.
Рассказывают, что Ириалонна все же стала женой Ульва и покинула Твердыню, но не оставила путь Воина Меча. По её примеру многие женщины учились владеть оружием, чтобы, если понадобится, оставить горшки и прялку, и встать на защиту своих домов и детей. Их умения и доблесть спасли многие жизни в набегах орков и в последующей безнадежной войне с Западом.
Рассказывают, что бывшие люди Дейрела так и не стали ни людьми Твердыни, ни подданными западных Владык. Беззащитными они не стали, их селения не встречали опасность поодиночке — по тревожному наббату поднималось ополчение всей округи, и орки бросались врассыпную, услышав их боевой клич "Уфангр!"
Рассказывают... впрочем, мало ли что рассказывают о древних войнах Белерианда.
— Я научу вас менять течение рек. Прокладывать новые пути, по которым за вами пойдут сотни. Тысячи. Десятки тысяч.
— Мастер... — испуганно выдохнул самый молодой из юношей, и тотчас же поправился, — Учитель! Ты выбрал нас, но мы... действительно ли способны познать такую мудрость?
Темный майа твердо кивнул и протянул ему инструмент.
— Это называется «лопата». Копать от котлована по вешкам, глубина траншеи два метра. Вперед.
— Врата Мораннона наши! — вскричал подлетевший Третий Назгул, осаживая коня.
В ледяных светлых глазах Повелителя Мордора, стремительно выбежавшего из шатра, бликами отразилось пламя, бушующее на правой башне циклопических врат.
Саурон поднял руку и указал на башню. Назгул склонился с седла, но вместо ожидаемого одобрения или нового приказа, из уст Повелителя донеслось только слабое: “Ии-и-и..!”
Дэнна непонимающе воззрился на майа. Рука Саурона внезапно пришла в движение и ухватив Дэнну за ворот, подтащила поближе.
— Гидравлический привод ворот! — рявкнул Саурон, обретая голос. — В правой башне! Не в левой!
— Ой, праматерь-Аллуа, — прошептал Дэнна. — Я сейчас!
Дэнна одним движением развернул коня и взлетел. Вскоре с неба донеслись крики, свист и вопли, а в дыму наметилось организованное движение. С ведрами.
Первый, вышедший из шатра вслед за Повелителем, тяжело вздохнул и заметил:
— Харадские варвары… Если он когда-нибудь научится поворачивать карту нужной стороной, прежде чем командовать наступление, ему цены не будет.
— Я что тебе приказал! Крепость ставить, а не народными гуляниями заниматься! Где подпорная стена? Где, я тебя спрашиваю?!
Жавшиеся за чахлыми кустиками вперемешку с людьми орки из боевых отрядов в ужасе прислушивались к ссоре Повелителя с Первым из Назгул. Чародейские слова сталкивались в сухом воздухе равнины, порождая призрачное эхо.
— Тут лёссы! Лёсс! Все холмы с лёссовыми прослойками! Один дождь, и твоя подпорная стенка уплывет к Предкам! Сваи нужно ставить.
— И где ты собрался брать здесь сваи? — Рука Повелителя очертила горизонт полустепи. — Два дерева на квадратную милю. Из камня будешь вырезать? Выскребать когтями?!
— Орков закопаю, — мрачно буркнул Ангмарец, и высунувшиеся было орки исчезли.
— У них несущая способность маленькая, — после секундных расчетов отверг эту идею Саурон. — И площадь опирания. Маленькая. Кто вообще исследовал эту территорию?!
— Ты.
— Гхм... И что я сказал?
— Что ты майа Ауле, тебе видней — строить будем здесь.
— Центральный палантир Осгилиата ЧТО?.. — тупо переспросил Саурон.
— Утонул, — хором повторили Второй, Пятый и Девятый.
— Он же хранился в залах Королевского Совета! Четыре центнера, вмонтирован в пол палат!
— Владыка, а помнишь, где стояло здание залов? — тихо и грустно спросил Второй.
— Роскошный был мост, что и говорить… — протянул Пятый.
— Я что, виноват, что этот просчет со времен строительства Арменелоса так и кочует по чертежам?! — взорвался Король-Чародей. — Подумаешь, вынул я один замковый камень!
Седьмой из Девяти, всадник Белого Тигра, прорицатель, сложил вместе ладони и закрыл свои длинные узкие глаза. Странной, непонятной была его мелодия, непривычной и тревожной. Молочно-белые, полупрозрачные стены вставали замысловатым ажурным цветком, и никак нельзя было предугадать ни очередного хода стены, ни следующего фрагмента мелодии.
С тревогой наблюдающий за творением башни Предвиденья Хэлкар спросил:
— Я надеюсь, на третий раз Великая Тьма все же донесла до него суть пророчества о бетонированном фундаменте?
URL записиНазвание: Песня Лютиэн
Автор: WTF ChKA 2014
Бета: WTF ChKA 2014
Размер: драббл, 104 слова
Персонажи: Лютиэн, Мелькор
Категория: джен
Жанр: стихи
Рейтинг: G
Для голосования: #. WTF ChKA 2014 - работа "Песня Лютиэн"
Автор: WTF ChKA 2014
Бета: WTF ChKA 2014
Размер: драббл, 104 слова
Персонажи: Лютиэн, Мелькор
Категория: джен
Жанр: стихи
Рейтинг: G
Для голосования: #. WTF ChKA 2014 - работа "Песня Лютиэн"
Чёрные волосы — до пят Узкими косами летят, Змеями воздуха струят Ночь; Звонкой мелодией — до звёзд С чем-то наводится пусть мост, И тот ответ, что всегда прост — Прочь! Древняя, будто сердец пульс, Юная, будто вина вкус, Страшная, но ты ведь не трус — Так? Музыка, что ей лжи покров, Льется свободнее ветров Песни творения миров В такт! К сердцу земли — стать огнём — вниз, Искре костра — стать звездой — ввысь, К краю от края вдаль несись, весть: Прошлое больше не вернуть, Время бежит, дробясь, как ртуть Да продолжается мой путь Здесь. Собраны вновь воедино Птичий полёт, плач ундины, Сказки, преданья, забытые сны: Верь в танец луны, танец луны... |
Название: Наставник
Автор: WTF ChKA 2014
Бета: WTF ChKA 2014
Размер: мини, 1387 слов
Пейринг/Персонажи: обитатели Аст Ахэ
Категория: джен
Жанр: бытовая зарисовка
Рейтинг: G
Для голосования: #. WTF ChKA 2014 - работа "Наставник"
Автор: WTF ChKA 2014
Бета: WTF ChKA 2014
Размер: мини, 1387 слов
Пейринг/Персонажи: обитатели Аст Ахэ
Категория: джен
Жанр: бытовая зарисовка
Рейтинг: G
Для голосования: #. WTF ChKA 2014 - работа "Наставник"
Иннирэ прошла по галерее. Огляделась по сторонам — никого. Ловко подпрыгнув, она съехала по перилам лестницы и засмеялась. Ай-ай, почтенная наставница, уже первые седые волоски пробились в косах, какой пример подаешь? А некому подавать, никто не видит... Приосанившись, Иннирэ оправила юбку. Неспешным шагом она миновала двор и обеими руками потянула за ручку тяжелой двери.
Несколько комнат в этой части огромной крепости были владением Морхонна. Притворив за собой дверь, Иннирэ обвела взглядом высокий коридор. «Мрачно здесь... — подумалось ей. — И холодно...» Кажется, было даже холодней, чем под открытым небом. Иннирэ зябко повела плечами. Все внимательней смотрела она, но не замечала ничего необычного. Никаких зримых примет того, чем это место отличалось от прочих. Пусто и чисто... Лишь чутье наставницы, сердце ее говорило — здесь все не так. Это не жилье и не школа — поле боя.
«Но ведь не станет Морхонн морозить своих... учеников», — подумала она. Отойдя от дверей, Иннирэ закрыла глаза и прислушалась к себе — и к миру вокруг.
Холод.
Сталь.
Страх.
Ничто.
...Она вздрогнула.
Теперь она понимала — это холод иной природы, внутренний, а не внешний. Так проявляет себя враг, с которым ведет сражение однорукий Морхонн. Самый страшный враг.
Иннирэ тяжело перевела дух. Соприкосновение с этим... с этим далось ей нелегко. Каково же приходится Морхонну? Она снова поежилась. Морхонн приглашал ее прийти, но теперь ей казалось, что она явилась незваной. Иннирэ поторопилась восстановить в памяти его записи. Недавно Морхонн привел их в порядок, составил из заметок нечто вроде трактата и отнес в библиотеку. Много споров случилось между наставниками из-за этой книги. С самим Морхонном спорить было трудно. Разум его был как горный пик — острый и холодный. Но слишком страшные вещи он говорил и писал, поразительные, жестокие... Он стремился к добру; но какими путями?
Помотав головой, Иннирэ решительно направилась вперед.
«Смотреть своими глазами», — думала она.
Было тихо. Осторожно заглянув за ближайшую дверь, Иннирэ увидела несколько заправленных постелей. На одеялах — ни складки, на полу — ни пылинки... Должно быть, здесь жили... ученики. Сейчас они были на занятиях. Перед дверью, на которой висела табличка «Класс», Иннирэ замерла на несколько минут — оробев, будто сама была ученицей и опоздала к уроку. Наконец, неловко улыбнувшись, она аккуратно постучала.
Дверь открылась. Грубый шрам на щеке делал улыбку Морхонна кривой, но глаза его были такими ясными, что увечья словно не замечалось. Иннирэ несмело поприветствовала его. Морхонн толкнул дверь крюком, заменявшим ему левую кисть, и пригласил войти.
Десять пар глаз уставились на Иннирэ, желтых раскосых глаз... Тощие шеи, порванные острые уши, сутулые плечи... Подростки, почти дети... точнее, наверно, детеныши...
Страх.
Злоба.
Холод.
Ничто...
Иннирэ напряженно выпрямилась, улыбка сошла с ее лица. Невозможно было оставаться открытой внутри, оказавшись так близко к воплощенному Искажению. Она приложила все силы к тому, чтобы сохранять спокойствие.
Морхонн обернулся. Он был выше нее почти на голову, и стоял у нее за спиной, как страж. Уверенность исходила от него и чувство надежной защиты...
И вдруг он жутко рявкнул:
— Встать!
Иннирэ содрогнулась.
Десятеро взлетели со скамей, будто от удара. Взгляд Иннирэ метнулся по комнате и застыл: на учительском столе Морхонна лежала плетка-треххвостка. «Великая Тьма...» — шевельнулись ее губы. Она знала, что увидит здесь, но все равно... это был какой-то ужас...
— Это госпожа Иннирэ, наставница, — ледяным голосом сказал Морхонн. — Наставников следует приветствовать, вставая. Уэрх, к доске.
Один из десятерых поплелся вперед, шаркая ногами. Он угрюмо покосился на Иннирэ. В желтых глазах горела злоба. Будто Иннирэ была в чем-то виновата...
— Двенадцать на неизвестную и восемь, — продиктовал Морхонн, — без шестнадцати, чтобы получилось сто. Я беседую с госпожой Иннирэ за дверью и все слышу.
Мел скрипел по доске. Мурашки бежали у Иннирэ по коже.
Морхонн вывел ее в коридор, мягко взяв за локоть. Дверь он притворил не до конца.
Оказавшись снаружи, он будто снова стал... человеком. Иннирэ зажмурилась и провела по лицу ладонью. Несмотря на холод, она была вся в поту.
Несколько мгновений она пыталась найти слова и выдохнула наконец первое, что пришло в голову:
— Зачем? Морхонн... Зачем ты учишь орков арифметике?!
Он улыбнулся — своей удивительной кривой улыбкой, полной тепла и приязни.
— Не арифметике, Иннирэ.
— Что?
— Понимаешь, — сказал он, — им нужно дать возможность гордиться.
— Что?!
— Гордиться не тем, что украли и убили, а тем, что поняли и сумели. Ты удивишься тому, насколько это целительно для души.
Иннирэ вздохнула.
— Я читала твои записи. Но все же... Мне трудно даже просто быть здесь. Пустота... Она ощущается как ужасный холод. Как тебе удается выносить это?
— Я ее побеждаю.
Иннирэ вскинула взгляд. Ясные серые глаза Морхонна чуть сощурились. Он прислонился спиной к косяку и в задумчивости потер шрам на щеке.
— Нескольким племенам ирхи... повезло, — сказал он. — Учитель сумел отчасти исправить то, что случилось с ними. Теперь мы называем их Измененными, но не Искаженными. Они любят блестящие вещи и умеют рассказывать сказки.
Иннирэ кивнула. Ритм его речи зачаровывал.
— Но мы понимаем, — продолжал Морхонн, — что больше... Что Учитель не повторит это деяние. И что же? Смириться? Продолжать бояться Пустоты и ничего не предпринимать? Нет. Учитель передал свои силы нам. Мы должны продолжить его дело.
— Но как? — прошептала Иннирэ.
— Так же, как воины сражаются с врагом. Изучить противника и выступить против него во всеоружии.
Иннирэ коснулась пальцами виска.
— Я читала… - пролепетала она, — я помню...
Морхонн улыбнулся.
— Я могу повторить. Я изучил Искажение и понял, как именно оно извращает суть живого. Все побуждения Искаженных ирхи, все движения их разумов окрашиваются двумя чувствами: страхом и злобой. Но как у любого противника, у к’айе есть уязвимое место. Я узнал его: это гордость. Орки способны гордиться. Если не вмешиваться, это, конечно, будет гордость только злыми деяниями. Но можно вмешаться.
Иннирэ помедлила. Было еще кое-что, и именно об этом она хотела спросить Морхонна... Трудно было сказать это ему в глаза. Иннирэ покусала губы и выговорила:
— Но ты используешь страх.
— Да.
«Плетку», — хотела добавить Иннирэ, но не сумела произнести.
— К несчастью, другого пути нет, — сказал он. — Любое неискаженное живое существо чутко к добру, его можно воспитывать одной только лаской. Но не орка. Это трудно принять, я знаю. Легче отказаться от борьбы. Но со временем, поверь, нужда в страхе отпадает. Искажение — неестественно. Сама природа отвергает его. Научившись чувствовать благородную гордость, орк начинает...
И Морхонн вдруг смолк.
Осторожно, не касаясь двери, он заглянул за нее. Иннирэ подалась следом.
В классе нарастал шум. Тяжелые ноги топали по полу, кулаки стучали по столам. Многоголосый гогот, вначале приглушенный, становился все громче.
Уэрх сутулился у доски и грыз пальцы.
— Он съел мел! — услышала Иннирэ. — Вот тупой! Тупой! Дубина! Он съел мел!
В Уэрха полетела грязная тряпка, потом вторая. Он дернулся и сгорбился сильнее, прикрывая руками голову. Кто-то швырнул линейку. Потом о доску с задачей застучали комья жеваной бумаги. Иннирэ в тревоге посмотрела на Морхонна. Маленькие орки утратили страх, едва перестали его видеть, и Искажение взяло верх над ними. Неужели это Морхонн считает победой? Те наставники, что называли его безумцем, были правы... Он отравился из-за близости к не-Тьме и не-Свету, его нужно лечить!..
И Иннирэ едва не утвердилась в этой мысли, увидев, как озарилось изнутри лицо Морхонна. Глаза его засияли.
— Луфраг, — очень тихо, почти что одними губами проговорил он. — Он — самый лучший...
Изумленная Иннирэ уставилась на Морхонна.
Морхонн осторожно подвинул дверь, позволяя ей увидеть.
Уэрх подобрал с пола один из кусков жеваной бумаги, развернул его и вскинулся. Завертев головой, он нашел коробку с мелом, выхватил оттуда целый кусок и торопливо стал писать на доске решение.
Морхонн беззвучно смеялся.
Дождавшись, когда Уэрх закончит, он с грохотом распахнул дверь.
Мгновенно воцарилась тишина. Чеканным шагом Морхонн прошел к своему столу. Весь он был как натянутая тетива: сорвется — и насмерть... Даже Иннирэ устрашилась, хотя и понимала теперь, что это притворство. Морхонн хлестнул плеткой по краю столешницы.
— Все наказаны, — процедил он.
Ни единым движением он не намекнул, что видел поступок Луфрага и одобряет его. «Конечно, — подумала Иннирэ с улыбкой, — ведь подсказывать нельзя...» Всем видом Морхонн выражал брезгливость и сдерживаемый гнев, когда склонился и безошибочно подобрал с пола один из кусков бумаги. Иннирэ поймала его взгляд и вошла, стараясь выглядеть как можно строже. Морхонн передал ей первую попавшуюся книгу, ловко заложив ее тем самым обрывком. Иннирэ кивнула, поблагодарила и торопливо вышла, охваченная любопытством.
Криво и косо на обмусоленной бумажке было выведено решение задачи и приписано: «СНЧЛ УМНЖ».
Название: Только однажды
Автор: WTF ChKA 2014
Бета: WTF ChKA 2014
Размер: мини, 2175 слов
Пейринг/Персонажи: Дейрел, Ириалонна, авторские персонажи
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: PG-13
Предупреждение: смерть персонажа
Примечание: написано по заявке с Инсайда — "пожалуйста, уползите Ириалонну!"
Для голосования: #. WTF ChKA 2014 - работа "Только однажды"
Автор: WTF ChKA 2014
Бета: WTF ChKA 2014
Размер: мини, 2175 слов
Пейринг/Персонажи: Дейрел, Ириалонна, авторские персонажи
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: PG-13
Предупреждение: смерть персонажа
Примечание: написано по заявке с Инсайда — "пожалуйста, уползите Ириалонну!"
Для голосования: #. WTF ChKA 2014 - работа "Только однажды"
Когда сидишь в заточении — страшно только поначалу. Потом становится скучно. Страх и скука — та ещё смесь, обостряет слух, зрение, да и мысли тоже. Начинаешь узнавать о смене стражи по легкому сквозняку через сени от уличной двери. И самих стражников уже различаешь по покашливаниям, приглушенным разговорам да переругиваниям под дверью комнаты. Комнаты? Взглянем правде в глаза — камеры. Это, несмотря на всю роскошь обстановки – камера. Как в ней жили только? Толстые стены, тяжёлая дубовая дверь, узкие окна с видом на частокол. А ведь Дейрел не доверяет своей "своре", вот в чём дело. Не доверяет — как бы ни тщился доказать обратное.
Даже завтрак, обед и ужин становятся событием. Хочется есть или нет — больше нет — но можно поизучать содержимое тарелок, и поверх тарелки — того, кто приносит еду. Парень, юный совсем, всегда один и тот же. Ириалонна успела его уже изучить до последней заплаты на одежде, да что там — до мелких трещинок на грифе лютни. Ну надо же, как пленницу ценят — менестреля к ней приставили. Вон, покорно у двери топчется, ждет поднос обратно. Разглядывает её, как ему кажется — исподтишка. А взгляд неожиданно приятный — открытый, любознательный. С таким взглядом мальчишка даже симпатичным кажется, хотя так посмотришь — тощий, нескладный, несуразный. Меч на поясе ему явно уверенности не добавляет, мешает только. Отобрать, что ли? Если бы только саму сквозняком не шатало — хорошо по голове приложили... Лютня... что же он с ней носится всё время? То ли так часто просят сыграть, то ли просто не хочет — не рискует? — расставаться с инструментом.
— Играешь? — с точно рассчитанной небрежностью кивнула на лютню.
Оии, как покраснел-то, будто уличили в чём-то недозволенном.
— Балуюсь, — не слишком охотно, но ответил.
— Может, ещё и песни сочиняешь?
— Да так, ерунду всякую, — покраснел еще больше.
— А мне сыграешь какую-нибудь ерунду? —доброжелательно и убежденно, чтобы он поверил: "ерунда" — совсем не ерунда.
Смутился совсем, ещё бы — она из Чёрной Твердыни, ещё и женщина, ещё и старше — всяко не ровня. Смутился, но и обрадовался, что попросила. Снял лютню, привычно пробежал пальцами по колышкам — настраивая, перехватил гриф поудобнее.
Собственно, Ириалонна готова была мужественно выслушать что угодно — будь оно без смысла, не в лад и не в музыку — надо же юным менестрелям с чего-то начинать. Но тут — внезапно задело, до ощущения пылинки в глазу: невесомо, но щиплет, пока слеза не задрожит на ресницах.
Там, где железо
Входит под грудью
Там нас уже нет
А других и не будет.
В песне подлунной
Мохнатого зверя
В ней нас уже нет
А в другие не верю.
Не надо, не надо
Терять нам осталось так мало
Кричали ветер, небо и мама...
Не стоит, не стоит
Нас безнадёжность не портит
Но только время так глупо уходит
помни...
Входит под грудью
Там нас уже нет
А других и не будет.
В песне подлунной
Мохнатого зверя
В ней нас уже нет
А в другие не верю.
Не надо, не надо
Терять нам осталось так мало
Кричали ветер, небо и мама...
Не стоит, не стоит
Нас безнадёжность не портит
Но только время так глупо уходит
помни...
— Эй, Уфангр, — в комнату заглянул один из стражей, судя по голосу — тот, что так нездорово кашлял. А судя по лихорадочному румянцу — точно он. — Уфангр, ты что тут, за девицей ухлёстываешь? Так, во-первых, девушкам поют не эту твою мутотень, а про дивные цветы, прекрасные глаза и всякие такие нежности. А во-вторых — Дейрел тебе за такое голову снимет, да и нам тоже, так что сбрысни отсюда.
Парень виновато съёжился, поспешил убрать тарелки и уйти.
Не насовсем, понятно дело — пленницу всё равно надо кормить. Но на задушевные разговоры Ириалонна уже не рассчитывала. Тем более на то, что он рискнет заговорить первым. Рискнул.
— А ты правда из Черных Воинов? — спросил, обмирая от собственной наглости.
Хорошенький вопрос, учитывая, что чёрные одеяния воина Твердыни и сейчас на ней. Или всё дело в том, что она — женщина?
— Да, я Воин Меча, — и не удержалась от встречного вопроса, вот от неуверенности и не удержалась. — И что?
А ведь просто — живое любопытство ко всему, что за стенами, за пределами. И искренний восторг.
— Так все же знают, что ваши воины — лучшие. И ты тоже — лучшая тогда.
— Лучшая. И много в том толку... — сорвалось с горечью.
— Почему? — заморгал удивленно. Ну правда, в его возрасте ей тоже казалось, что если ты лучший воин — то какие ещё сложности?
— Мне кажется, я не на своем месте... видишь ли, воином Твердыни должен был стать мой брат…
Скука ли тому виной, или тяжесть одиночества последних дней, да только опомнилась Ириалонна, когда рассказала всю историю своего появления в Твердыне. И об одолевших сомнениях — тоже.
— Получается, Тано был прав, — грустно. — Женщине нельзя быть воином…
— Не прав он!.. — даже подпрыгнул от возмущения... и чуть язык не прикусил: это же надо — такое брякнуть, и о ком! Только и удержаться не получалось. — Вот совсем не прав!
Ах мальчики-мальчики, неужели, кроме войны, вы ни о чём больше думать не можете?
— Прав! — возразила резко, куда резче, чем хотелось бы — будто оспаривая не только его слова, но и собственные мысли. — Я теперь не о Служении думаю, и не о Пути воина, а о замужестве и детях.
— Ну и что? — буднично так. — Даже если ты сейчас всё бросишь, выйдешь замуж и примешься детей рожать — всё, что ты знаешь, с тобой останется. Всё, чему научилась, что сделала...
— А зачем? Зачем училась-то тогда?
— А вот и затем! Затем, что в той деревне девочку некому было больше защитить. Только ты. А мечом, знаешь ли, защищать сподручнее. Закрыть другого собой получается только один раз.
— Но я же женщина, — как последнее возражение... совсем последнее, и даже самой захотелось ответить на него в духе Уфангра "Ну и что?"
— А я — мужчина. И что с того? Я плохой мечник. И вообще воин плохой. От одного удара падаю.
Замолчал, глядя в одну точку, и вдруг выдохнул с неожиданной тоской:
— И менестрель я тоже паршивый. А может быть, был бы лучше, если бы мог выбирать, чему учиться.
— Твердыня выявляет дар человека, помогает ему стать Мастером в том, в чём он более всего талантлив, осознать и осуществить свое предназначение, — проговорила такое привычное.
— Скажешь тоже, — хмыкнул парнь. — Где Твердыня — а где мы. Видишь ли, это просто свободные земли, на которых можно растить хлеб, строить дома, просто жить. Но их никто по-настоящему не защищает: ни Твердыня, ни правители альвов. Мы сами по себе.
Было неловко, стыдно перед девушкой. Хотелось оправдаться — за всё: за то, что он плохой менестрель, за то, что они живут тут так по-дурацки, за то, что Дейрел держит Ириалонну в плену — и его люди ему это позволяют.
— Сами по себе... харги приходят — грабят и убивают, люди приходят — грабят и убивают, теперь вот Дейрел. Он объединил несколько селений, научил нас драться, теперь мы отбиваемся от пришлых, но...
— Но Дейрел и сам теперь успешно грабит и убивает, так?.. — закончила тихо.
Уфангр не ответил. Смотрел в сторону, и бездумно, ритмично постукивал пальцами по столу, а потом запел, тихо — чтобы на этот раз за дверью не услышали.
Вот где любили
Твердую руку
А нас ведь чуть не убили
Да просто от скуки
Дрогнули струны
Вместо ответа
Если завтра погибну
Считайте — поэтом.
Не надо, не надо
Я ничего не теряю
Просто в небо лечу и там
Засыпаю.
Не стоит, не стоит
Нас безнадежность не портит
Но всё же мечта нам подходит.
Помни.
Твердую руку
А нас ведь чуть не убили
Да просто от скуки
Дрогнули струны
Вместо ответа
Если завтра погибну
Считайте — поэтом.
Не надо, не надо
Я ничего не теряю
Просто в небо лечу и там
Засыпаю.
Не стоит, не стоит
Нас безнадежность не портит
Но всё же мечта нам подходит.
Помни.
Мысли Ириалонны метались испуганными птицами. Моя стая — сказал о своих людях Дейрел. Цепные псы под рукой вожака. Только доверилась бы она псу так, как доверилась мальчишке-менестрелю, разом и безоглядно? Или это наваждение? Или всё же не псы — люди, и не всё потеряно, раз здесь ещё поют — так? Она не может не попытаться, а там — пусть сами решают.
— Уфангр, а ты не думал: раз вы объединились и обороняетесь под рукой Дейрела — может, вы и сами сможете не хуже. Лютый вождь, но вождь — или сами, разница есть, конечно. Но разве не стоит попытаться?
Мальчишка уставился на неё во все глаза. Глазищи! Синие — ну надо же, таким синим взглядом девушкам головы кружить, только это ему, наверное, ещё и в голову не приходит. Как не приходила в голову и мысль избавиться от хозяина.
— Не думал об этом. А знаешь, надо старшим подсказать, может им понравится. Они ведь тоже...
Умолк, не договорил — но и так понятно. Видно, по всему видно: они ведь тоже не любят Дейрела.
А парень заторопился, собрал поднос и поспешил уйти. И вовремя, едва разминулся. Ведь принесло же западным ветром — на пороге стоял Дейрел, угрюмый и озабоченный.
— А здорово ты его! Подсвечником! И все видели! И смеялись! — Уфангр говорил восторженно, но как-то преувеличенно бодро. И в глаза не смотрел. И закончил пришиблено, подрастеряв задор. — Там костёр готовят...
— Все равно я не выйду за Дейрела замуж, — пожала плечами. — Пусть делает, что хочет.
— Он не хочет. Он боится тебя казнить. Но и отступить побоится тоже — какой он тогда король?
— Я бы сказала — паршивый он король в любом случае. Ты со старшими-то поговорил?
— Поговорил. Они сказали, что я опять чепуху всякую выдумываю. И по шее накостыляли, — усмехнулся довольно и гордо. — Задело, значит. Если б было всё равно — посмеялись бы, и только. А тебе бежать надо, вот что.
Хорошая мысль, главное — вовремя.
— В лагере ожидают нападения, ведь так? Значит — увеличили охрану на воротах, жгут костры — чтобы виднее было было. Да и как мне отсюда выйти?
— Ожидают, но завтра. Сегодня почти все нетрезвые — страшно. Одеждой поменяемся, мы же похожи. Капюшон на лицо натянешь, если что — притворись пьяной... то есть пьяным. Как из дома выйдешь — иди на ржание лошадей, к конюшне — там темно, факелы у конюшни жечь — можно и пожару наделать, да и частокол там ниже.
А парень-то на себя наговаривает. Может, мечник он и плохой — но тактик вполне хороший. Только одно слабое место есть в его плане.
— А с тобой что будет?
— А что со мной? — откликнулся легко. — Это же не на мне Дейрел жениться хочет. Ну найдут меня тут завтра, ну по шее опять накостыляют — делов то.
— Тогда... — заколебалась, да и что тут сказать-то? — Спасибо.
— А ты ещё не благодари, — и добавил преувеличенно громким шёпотом: — У меня, может, своя корысть: поглядывать, когда ты переодеваться будешь.
Засмеялась тихонько. Стало так легко, будто уже всё получилось, уже выбралась.
На самом деле Уфангр стеснялся даже больше, чем девушка. Ну да, взглянуть хотелось — ну совсем чуть-чуть, хоть разок. Но когда он совсем было решился обернуться, увидел уже только ворох одежды, вздохнул и принялся одеваться. Оглядел, что у них вышло.
— А знаешь, и впрямь похоже. Капюшон натяни. И... и лютню возьми. Все привыкли, что с лютней — это я, даже и приглядываться не будут.
— А ты как же без лютни? — кольнуло нехорошее предчувствие.
— Потом вернёшь. Бери. Иди уже.
Ушла, пошатываясь вполне натурально, и притворяться-то почти не надо было — после едва отступившей болезни. На какой-то вопрос стражи ответила невнятным мычанием, вызвав дружный смех: "Ну и набрался ты, Уфангр! Это с одной то кружки?"
Всё затихло.
— Закрыть другого собой можно только один раз, — проговорил юноша. И поёжился — не от холода.
Утром не понадобилось долго разбираться, чтобы понять, что случилось. Разъяренный Дейрел только прохрипел:
— Костёр мерзавцу!
— Так мальчишка же, — попытался возразить седой воин, — а она — девушка, ну ясно дело — пожалел. Не стоило его к ней посылать, моя вина.
— С тобой я потом разберусь, — рыкнул вожак, глаза сверкнули бешенством. — С тобой, и остальными — кто пропустил. А сопляка — сжечь, сейчас!
Уфангра жалели. Жалели, не смели возразить "королю", и совесть пытались успокоить невнятным: "Ну сам же виноват". Только получалось плохо.
А ему хотелось бы держать голову высоко, смотреть прямо и твёрдо — и не получалось, стыдно было. Не за то, что сделал, нет — за то, что не может им объяснить, что именно ТАК и надо было поступить.
Седой его и к столбу привязывал.
— Если веревку на горло захлестнуть... — предложил тихо. — Задохнёшься раньше, чем подступит огонь..
— Не надо, — об огне пока и не думал, думал только о том, что нужно ещё что-то сказать, нужно слова найти. Нужно!
Слова нашлись... не те, может быть, но других не было.
Следом кровавым
Горечи бездна
Там себя не найти
И искать бесполезно.
Ветер и небо
Небо и трубы
Здесь меня уже нет
А вас и не будет.
Не медли, не медли
Решившись однажды
По счету платить —
Уже и не страшно
Не бойся, не бойся
В небо выше и выше
Крылья —
так подходят нам
Слышишь?
Горечи бездна
Там себя не найти
И искать бесполезно.
Ветер и небо
Небо и трубы
Здесь меня уже нет
А вас и не будет.
Не медли, не медли
Решившись однажды
По счету платить —
Уже и не страшно
Не бойся, не бойся
В небо выше и выше
Крылья —
так подходят нам
Слышишь?
Огонь разгорелся наконец-то, лизнул по ногам. Боль оборвала песню, накатила жуть — перед болью еще большей. Но где-то далеко кто-то его услышал, отозвался — и вместо боли тело охватила невиданная лёгкость, будто он и правда летать умеет. Небо распахнулось над ним звёздным куполом.
Люди вокруг костра подавленно молчали. Что они видели? Видели ли?
Дейрел только выругался, и поспешил — убежал почти — к себе, к спасительной бутыли.
Чёрные осадили лагерь по всем правилам, уже зная от Иралонны количество клинков и силу укреплений. Только это уже не понадобилось — ворота были открыты, а лагерь — пуст, со следами... нет, не паники, организованного — но весьма поспешного бегства, когда брали лишь что могли взять, остальное без сожаления оставили, включая подгорающую кашу на углях да железную заготовку в ещё горячем горне. У дальней стены на небольшой площадке увидели свежий земляной холмик на месте недавнего кострища. Там же обнаружился единственный дом, запертый — снаружи. В нём и нашли мертвецки пьяного Дейрела.
Свора отказалась от своего вожака.
Рассказывают, что Ириалонна все же стала женой Ульва и покинула Твердыню, но не оставила путь Воина Меча. По её примеру многие женщины учились владеть оружием, чтобы, если понадобится, оставить горшки и прялку, и встать на защиту своих домов и детей. Их умения и доблесть спасли многие жизни в набегах орков и в последующей безнадежной войне с Западом.
Рассказывают, что бывшие люди Дейрела так и не стали ни людьми Твердыни, ни подданными западных Владык. Беззащитными они не стали, их селения не встречали опасность поодиночке — по тревожному наббату поднималось ополчение всей округи, и орки бросались врассыпную, услышав их боевой клич "Уфангр!"
Рассказывают... впрочем, мало ли что рассказывают о древних войнах Белерианда.
Название: Инженерная Мудрость Тьмы
Автор: WTF ChKA 2014
Бета: WTF ChKA 2014
Размер: драббл, 500 слов
Персонажи: Саурон и назгулы
Категория: джен
Жанр: юмор
Рейтинг: PG
Предупреждения: строительный юмор
Краткое содержание: Это чародейство называется "кульман"
Для голосования: #. WTF ChKA 2014 - работа "Инженерная Мудрость Тьмы"
Автор: WTF ChKA 2014
Бета: WTF ChKA 2014
Размер: драббл, 500 слов
Персонажи: Саурон и назгулы
Категория: джен
Жанр: юмор
Рейтинг: PG
Предупреждения: строительный юмор
Краткое содержание: Это чародейство называется "кульман"
Для голосования: #. WTF ChKA 2014 - работа "Инженерная Мудрость Тьмы"
О МУДРОСТИ ПРОКЛАДЫВАЮЩИХ ПУТЬ
— Я научу вас менять течение рек. Прокладывать новые пути, по которым за вами пойдут сотни. Тысячи. Десятки тысяч.
— Мастер... — испуганно выдохнул самый молодой из юношей, и тотчас же поправился, — Учитель! Ты выбрал нас, но мы... действительно ли способны познать такую мудрость?
Темный майа твердо кивнул и протянул ему инструмент.
— Это называется «лопата». Копать от котлована по вешкам, глубина траншеи два метра. Вперед.
ОБ ИСКУССТВЕ ТОЛКОВАНИЯ ЗНАКОВ
— Врата Мораннона наши! — вскричал подлетевший Третий Назгул, осаживая коня.
В ледяных светлых глазах Повелителя Мордора, стремительно выбежавшего из шатра, бликами отразилось пламя, бушующее на правой башне циклопических врат.
Саурон поднял руку и указал на башню. Назгул склонился с седла, но вместо ожидаемого одобрения или нового приказа, из уст Повелителя донеслось только слабое: “Ии-и-и..!”
Дэнна непонимающе воззрился на майа. Рука Саурона внезапно пришла в движение и ухватив Дэнну за ворот, подтащила поближе.
— Гидравлический привод ворот! — рявкнул Саурон, обретая голос. — В правой башне! Не в левой!
— Ой, праматерь-Аллуа, — прошептал Дэнна. — Я сейчас!
Дэнна одним движением развернул коня и взлетел. Вскоре с неба донеслись крики, свист и вопли, а в дыму наметилось организованное движение. С ведрами.
Первый, вышедший из шатра вслед за Повелителем, тяжело вздохнул и заметил:
— Харадские варвары… Если он когда-нибудь научится поворачивать карту нужной стороной, прежде чем командовать наступление, ему цены не будет.
О ВОПЛОЩЕНИИ ЗАМЫСЛА
— Я что тебе приказал! Крепость ставить, а не народными гуляниями заниматься! Где подпорная стена? Где, я тебя спрашиваю?!
Жавшиеся за чахлыми кустиками вперемешку с людьми орки из боевых отрядов в ужасе прислушивались к ссоре Повелителя с Первым из Назгул. Чародейские слова сталкивались в сухом воздухе равнины, порождая призрачное эхо.
— Тут лёссы! Лёсс! Все холмы с лёссовыми прослойками! Один дождь, и твоя подпорная стенка уплывет к Предкам! Сваи нужно ставить.
— И где ты собрался брать здесь сваи? — Рука Повелителя очертила горизонт полустепи. — Два дерева на квадратную милю. Из камня будешь вырезать? Выскребать когтями?!
— Орков закопаю, — мрачно буркнул Ангмарец, и высунувшиеся было орки исчезли.
— У них несущая способность маленькая, — после секундных расчетов отверг эту идею Саурон. — И площадь опирания. Маленькая. Кто вообще исследовал эту территорию?!
— Ты.
— Гхм... И что я сказал?
— Что ты майа Ауле, тебе видней — строить будем здесь.
О ВАЖНОСТИ ОБЫЧАЯ
— Центральный палантир Осгилиата ЧТО?.. — тупо переспросил Саурон.
— Утонул, — хором повторили Второй, Пятый и Девятый.
— Он же хранился в залах Королевского Совета! Четыре центнера, вмонтирован в пол палат!
— Владыка, а помнишь, где стояло здание залов? — тихо и грустно спросил Второй.
— Роскошный был мост, что и говорить… — протянул Пятый.
— Я что, виноват, что этот просчет со времен строительства Арменелоса так и кочует по чертежам?! — взорвался Король-Чародей. — Подумаешь, вынул я один замковый камень!
О ПАМЯТИ И ПРОЗРЕНИИ
Седьмой из Девяти, всадник Белого Тигра, прорицатель, сложил вместе ладони и закрыл свои длинные узкие глаза. Странной, непонятной была его мелодия, непривычной и тревожной. Молочно-белые, полупрозрачные стены вставали замысловатым ажурным цветком, и никак нельзя было предугадать ни очередного хода стены, ни следующего фрагмента мелодии.
С тревогой наблюдающий за творением башни Предвиденья Хэлкар спросил:
— Я надеюсь, на третий раз Великая Тьма все же донесла до него суть пророчества о бетонированном фундаменте?