16.02.2014 в 20:15
Пишет WTF ChKA 2014:WTF ChKA 2014. Level 3: Тексты R — NC-21. Миди: Продолжение-1
URL записиНазвание: Искаженные (продолжение)
Автор: WTF ChKA 2014
Бета: WTF ChKA 2014
Размер: миди, 23000 слов
Пейринг/Персонажи: Ар-Фаразон, Ар-Зимрафэль, Саурон, Девять
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: R
Краткое содержание: Времена последнего короля Нуменора. На что можно пойти, чтобы защитить свой народ?
Примечание: AU
Для голосования: #. WTF ChKA 2014 — работа "Искаженные"
Автор: WTF ChKA 2014
Бета: WTF ChKA 2014
Размер: миди, 23000 слов
Пейринг/Персонажи: Ар-Фаразон, Ар-Зимрафэль, Саурон, Девять
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: R
Краткое содержание: Времена последнего короля Нуменора. На что можно пойти, чтобы защитить свой народ?
Примечание: AU
Для голосования: #. WTF ChKA 2014 — работа "Искаженные"
3262 год Второй Эпохи,
Тай-арн Орэ
— И высадился в Умбаре.
— С какими силами? — деловито спросил Хонахт и обернулся к книжным полкам. Чуть не столкнулся с Сайтой у гигантской карты западного побережья. Они кивнули друг другу, и, подхватив тяжелый рулон, в четыре руки толкнули на стол.
Флот Нуменора ждали. Невозможно скрыть приготовления к большому походу, как ни старайся. Равно как и скрыть перемещения войск и вспомогательных флотов колоний. За последние десять лет в Тай-арн Орэ перебывало больше людей из окружающего мира, чем за столетие до того. И каждого вела тревога — пахло большой войной.
Над картой тут же склонился Дэнна, а Первый продолжил угрюмо сверлить взглядом переплет ближнего окна. Ему к этому моменту никакая карта уже не требовалась. От Умбара его тошнило. Он брал Умбар для нуменорцев, брал Умбар для ханаттцев, защищал, укреплял, сжигал и сдавал врагу, а в этом веке не вылезал из боев на побережье вот уже двадцать с лишним лет и бывал в Ночной Обители исключительно наездами. Умбарские укрепления и береговая линия не оставляли его даже в невозможно детальных, цветных, редких снах.
Кэран, Вестник Копейного Холма, оперся рукой на подлокотник предложенного кресла и без улыбки сказал:
— Мудры и могущественны Девять!.. Но я должен видеть Солнечного Посланника и с ним говорить об этом.
Хэлкар медленно повернул голову от окна.
— Настолько плохо? — без выражения спросил он.
В старческих глазах князя Кэрана, старшего в посольстве, плескалась тоска.
Хэлкар помнил его восторженным спутником и оруженосцем короля Инахара, мальчишкой, впервые вошедшим под звенящие древней магией своды Обители — как он смотрел на встретившего их седого воина в темных одеждах, воина-легенду, Хэлкара-Предателя, Аргора-Защитника!
Помнил в буре на плоскогорье Амарну, с отрядом вылетевшего во фланг нуменорцам прямо по свеженанесенным барханам, сквозь сдирающий кожу ветер. В один момент решив судьбу кампании, нарушив все приказы, пустив прахом детальный — и оказавшийся совершенно бесполезным — план. Кэран стоял на одном колене, тяжело опершись на копье, и смотрел как ему навстречу идет бешеный Хэлкар, от которого шарахались равно люди и буря. Да, Хэлкар помнил тот ошеломленный, безумный взгляд, когда он вздернул Кэрана вверх и обнял.
Помнил злым и внимательным стражем, дотошно выспрашивавшим у Хэлкара, что за бродягу он тащит с собой на закрытый совет, пока Саурон не рассмеялся и не откинул капюшон.
Помнил стратегом и придворным, почетным гостем Обители и командиром гвардии Копейного Холма, воспитателем юной царицы… Что же, теперь он мог помнить Кэрана испуганным до прозрачного стеклянного блеска глаз стариком. И больше ничего — только то, как бережно тот держит кубок, как вымеряет слова, касаясь камней ожерелья…
— Я позову его, — Хэлкар встал и вышел в галерею.
Трое братьев проводили его укоризненными взглядами. Первый был — как всегда.
Тай-арн Орэ никогда не оставалась неизменной. Всякий раз после долгого отсутствия ему казалось — он возвращается в иную крепость. Всегда был лишь скальный уступ и узкая, с истертыми ступенями, лестница вниз, к переходу в башни.
Хэлкар шел верхними коридорами и впервые думал о том, как много в Обители стало людей. Больше комнат, мастерских и подсобных помещений, выше и шире стены. Когда-то… мысли ведь были совершенно о другом.
Он положил на стену руку и бездумно пошел вперед, позволяя теплому гладкому камню вести себя. Полированный обсидиан пел под его пальцами, как лютня под рукой менестреля, незаметно, за границей человеческого слуха пел о ветре над башнями и об огне далеких нижних пещер, где Хэлкар за все время бывал от силы раза два.
— Друг мой, — сказали ему прямо в ухо, цепко ухватив за плечо холодной ладонью. — Если бы я был тобой, я бы остановился, открыл глаза и крепко подумал. Кстати, не замечал за тобой лунатизма, Король. Хочешь, порекомендую, какие травы заваривать?
— Хочешь, порекомендую, в каком отряде нам пригодился бы человек с такими навыками скрадывания врага? — ответил Хэлкар, оборачиваясь без тени улыбки. — Эрион! Виданное ли дело, почтенный целитель! Неужто пациенты боятся тебя настолько, что приходится подкарауливать их в коридоре?
— Как всегда, друг мой, как всегда… — высокий сухощавый нуменорец выступил из незаметной ниши в стене. Улыбка на лице не пропала, но темные глаза на миг стали серьезными. — Не тебя я тут сторожил.
— Кого же? — спросил Хэлкар, и сам же нашел ответ на собственный вопрос. Обитель ведь вела его именно сюда. — Он опять в южной башне?
Эрион только рукой махнул.
— Они повздорили. И не смотри так укоризненно, я поспел только к самому концу.
— М-да, — сказал Первый. — Удачно выбрали время, что и говорить. Кого мы лишились?
— Элвир, — вздохнул целитель. — Схватил крылана и был таков. Надеюсь, через пару дней мы его увидим.
— Или пару лет.
— Или пару лет, — согласился Эрион, поправляя обшлаг рукава. — Ах да, и Моро, как обычно…
— Я запрещу ему говорить, — мрачно пообещал Первый. — Вообще. Лет на десять.
— Не вздумай! Он и так все время боится сказать что-нибудь не то и из-за этого каждый раз хуже предыдущего. Бедняга теперь рот не решится открыть даже на вопрос о том, как ему сегодняшний обед.
— Что на этот раз?
— Не побоюсь этих слов, Король, Древние Дни…
Хэлкар одним взглядом оценил расстояние до дверей в башню. Невозмутимо оперся плечом о стену.
Эрион скосил глаза в конец коридора и слегка повысил голос.
— Наш брат Элвир… м-м-м… очень высокого мнения о своем прежнем наставнике, Наурэ из Первых. Учитель же на исходе второго часа беседы о Земле-у-Моря намекнул Элвиру, что, хм, у разных людей бывают разные мнения о разного рода поступках… Элвир же вспылил и с немалой искусностью развернул беседу в сторону деяний самого…
— Эрион, — укоризненно сказал Хэлкар. — Говори по-человечески. Довольно того, что я сегодня четыре часа отвечал на переписку.
Целитель вздохнул.
— Кажется, там мелькнуло понятие храбрости. И глупости.
Тусклые бело-голубые огни в нишах качнулись, на миг сжались до точки и вновь вспыхнули, ярче и злее.
— А, — мягко сказал Эрион, прикрывая глаза рукой. — Вот и Учитель. Праведный гнев и оскорбленная, хм-м-м, невинность, явление второе.
— Эрион, Шестой из проклятых королей! — донеслось от распахнувшихся дверей. — Король сплетников!
В ярком сиянии, залившем коридор, не осталось места для красок, только белый и черный, темный камень и свет. Саурон шел среди огней, все ускоряя шаг. С мгновенным опозданием за спиной идущего светильники гасли и казалось, собственная тень, не поспевая, летит за ним высокой черной волной.
Увидев Первого, Саурон остановился в трех шагах. Начал беседу, подчеркнуто не глядя на Эриона, сердечно и ровно, будто и не было оскорбленного крика минуту назад.
— Хэлкар. Хорошо, что ты здесь. Скоро должны прибыть ханаттцы…
— Уже, Повелитель.
— Почему меня не известили?
Эрион безмолвно возвел глаза к потолку.
— Полагаю, — сказал Хэлкар сухо, — что наш целитель занял пост на стратегической позиции и предотвращал подобные попытки. Не могу назвать его опасения беспочвенными.
— Разве могу оставить в беде кого-то, кому нужна моя помощь?.. — несколько пафосно вопросил Эрион. — Разве заслужил я такие оскорбления… такую черную неблагодарность?..
Глаза Саурона сузились.
— Разве могу не разнести по всей цитадели?.. — неожиданно передразнил его Саурон.
Остановился на полуслове и провел по лицу рукой, отбрасывая назад волосы. Дернул уголком губ.
— Все, Эрион, довольно. Я понял. Меня опять занесло. Иди, спасай других жертв нашего Воина Слова. Да передай Моро мои извинения, я найду его позже.
Хэлкар обернулся уже на выходе из коридора. Целитель стоял и смотрел им вслед. Первому показалось — с тревогой.
— Семь лет, — возвысил голос Саурон и обеими руками толкнул тяжелые кованые двери в Зал Карт. Одним взглядом оценил открытые окна, кувшин с водой, посла Ханатты, троих из Девятки — уже не спорящих, молчащих каждый о своем. Кувшину уделил внимания больше всего. — Семь лет назад я сказал вам, что новый король Острова начал готовить флот. Семь лет — тремя годами промедления из этих семи вы обязаны мне! И вы удивлены? Чего же вы ждали, Дети Солнца? Да, будет новая война. И воевать в ней — в первую очередь вам. Чего вы хотите — чтобы я вышел перед армией Нуменора, со всей своей могучей свитой — со всеми девятью, и обратил войско в бегство одним своим видом?!
Князь Кэран молча, страшно глянул на разгневанного Посланника Солнца. И повалился ему в ноги. Седая коса змеей скользнула по темному камню.
— Восемьдесят тысяч солдат, по меньшей мере. — сказал он глухо, глядя в пол. — Два флота. Каждый больше, чем тот, тридцать лет назад. Четырехпалубные фрегаты. Сам Золотой Капитан ведет их — и корабли несут дикий огонь.
Саурон одним движением склонился над ханаттцем и мягко потянул того вверх.
Кэран вздрогнул всем телом от прикосновения и плотнее прижал ладони к полу. Выдохнул — отчаянно, закрыв глаза.
— Золотой Капитан стоит в неделе от Умбара и… ждет тебя, Посланник. Он обещал засеять Ханатту и Край Ночи солью до восточных гор!.. Если ты не придешь к нему сам и не покоришься его воле…
Хэлкар увидел только, как закаменела спина Саурона. Трое у стола смотрели на лицо — на секунду расфокусировавшийся взгляд, почти незаметное промедление…
Саурон выпрямился, поднял старого князя, усадил в кресло и аккуратно пододвинул кувшин. Молча, бездумно, скользнул рукой по запястью человека — нет, теперь не умрет. Так же молча подошел к высокому окну и застыл, сцепив руки за спиной.
Закат над дальними горами был сегодня особенно ярок.
— Повелитель, — холодно сказал Хэлкар, — рассуди здраво. Это ловушка.
Саурон молчал.
— Конечно, ловушка, — отозвался Сайта потерянно. — Восемьдесят тысяч… Зачем им еще о чем-то договариваться.
— Одинокого странника и сотня тысяч может искать безуспешно, — тихо сказал Хонахт. — Уходи, айанто. Это — уже — было. Уходи. Растечемся и мы туманом, выскользнем из-под загонных флажков, разошлем вестников, спрячем людей. Кого будет ловить наш Золотой Король? Не станет же из-за одного — и впрямь жечь две страны?..
Дэнна, Дух Юга, не поднимая головы, молча разжал ладонь над картой. Фигурки со стуком покатились по пергаменту, мешаясь в пестрый мусор.
Князь Кэран выпрямился и рукавом отер лицо, косясь на Дэнну. Последний солнечный король его народа когда-то собственной кровью платил за вырванные у нуменорцев десять лет для Ханатты, а потом продал и смерть, тому единственному, кто согласился принять такую плату. Саурианна, Посланник Солнца, стоял на страже Юга вторую тысячу лет. Армию обычно брал какая находилась и препоручал нужным людям, но всегда оставалась — нечеловеческая мудрость, острый разум, воля и слово, к которому прислушивались цари всех окрестных племен и духи песков и гор.
— Уходи, Посланник, — собственные слова показались ему невероятно тяжелыми. — Царица говорит: нет веры нуменорцам. Царица говорит — мы будем воевать, а если придется — склонимся притворно перед завоевателями, но не предадим тебя. Ханатта помнит добро. Я… испугался, Посланник. Прости глупого старика, забывшего, как это — быть воином. Нет трусости в том, чтобы уйти, когда должен… уйти — и вернуться.
— Трусость? — сказал Саурон и повернул голову.
Он улыбался.
Тени из-под длинных ресниц придавали улыбке мечтательный оттенок. — Конечно. Не волнуйся, князь. Я понимаю, в чем мой долг.
Трое у стола облегченно выдохнули. Хонахт начал было говорить что-то рассудительное.
Хэлкар стиснул зубы и отшатнулся к дверям, положив руку на меч.
— Дорогу, — тихо сказал Саурон, всем телом поворачиваясь от окна.
— Нет, — сказал Хэлкар. И повторил, для надежности. — Нет. Это глупость. Безумие. Ты останешься здесь. Ты…
Саурон вскинул брови, не переставая улыбаться. Застывшей, черной улыбкой.
А потом скользнул вперед.
«Ты лучше меня и решительнее… ученик. Но уже поднявши меч на друга — не медли пустить его в ход».
Мысль темного майа была тяжелее кулака.
Хэлкар пришел в себя от мерзкого запаха и знакомой холодной ладони на плече.
— Касание чужой фэа способно вернуть к жизни умирающего… — грустно сказал Эрион. — Но нашатырь — нашатырь омерзителен даже бессмертным. Поздравляю, Король. Он вышиб тобой кованую железом дверь. Кто-нибудь расскажет мне, куда он потом направился?
— Что, — спросил Хэлкар хрипло, мгновенно — и слишком поздно — восстанавливая в памяти сегодняшний день — Что… вы ему наговорили сегодня утром?!
Он не глядя схватил протянутую руку и тяжело поднялся, опираясь на стену. Лица, люди, голоса и закатный, умирающий свет — все заплясало хороводом у него перед глазами.
— Чем — посмели — попрекнуть?!..
И не понял, почему Моро отшатнулся, почему с тревогой подался вперед Эрион.
Казалось, с лица осыпается гипсом погребальная маска, так жгло и тянуло кожу.
— Говори, провидец!
— Король… ты…
— Говори!
— Хэлкар! — это кричит Целитель. — Не смей! Не смей так с ним!
Моро внезапно выпрямился и отнял руки от лица. Показалось — он выше Хэлкара, выше и старше. Глаза — непроглядная ночь, зрачки — во всю радужку. Не был он ни хрупким, ни слабым, ни робким, вернувшийся из-за грани, Седьмой из Девяти, тот самый Моро. Оттого еще страшнее звучала жалость в его голосе.
— Так оживает его суть, — сказал он на языке ушедших и мир вокруг замер, прислушиваясь. — Так завершается цикл, замыкается круг. Беспокойся о тех, кто рядом, Хэлкар, и о том, что еще можно спасти, об Ортхэннэре же не беспокойся, потому что ни помочь, ни помешать… ни спасти его ты уже не можешь. Отсюда — и до самого неба — ему идти одному.
3262 год Второй Эпохи,
Умбар и окрестности
— Тогда он вскинул меч и зашипел, как тысяча змей! И показал прямо на холм и так вот зарычал: «Кто здесь не боится Владыки Мордора?!» И Золотой Государь…
— Так зарычал или зашипел? — бесцеремонно вклинился в повествование единственный слушатель.
— Кто? — заморгал рассказчик.
— Владыка Мордора?
— Тьфу на тебя, — грустно ответил рассказчик и допил остававшееся на дне пиво. — Такую историю испортил, зануда…
Хальдор поднялся, кинул на стол пару медяков и вышел из кабака. Постоял у коновязи, покачиваясь на каблуках, и зашипел сам, как одна, но очень огорченная змея. Он успел выслушать две дюжины разных вариантов произошедшего, и ни один из них и близко не стыковался с реальностью. Ну кто-то же должен был растрепать об этом по округе! В конце концов, там была не только королевская гвардия, Саурон с присущей ему тонкостью вломился прямо в центр лагеря и шел по нему так — что видно было. Видно было…
Памятный был день.
***
Хальдор почуял их в последний момент. Успел откатиться в сторону чуть ли не из-под копыт, когда вниз упало пять всадников, до последнего остававшихся невидимыми в ясном небе. Кхамул мешком сполз с седла, да так и остался лежать лицом в землю. Остальные мигом спешились сами и уложили коней.
— Ненавижу летать, — выдохнул Второй, когда обеспокоенный Хальдор попытался его перевернуть. — Не трогай меня! Летать и колдовать — ненавижу еще больше!
— Маг, — укоризненно сказал Дэнна и качнул темными косами, — ты мертвый. У мертвых не бывает морской болезни.
— Видимо, я не достиг твоей степени презрения к бренному миру, — шепотом, но весьма ядовито ответил Кхамул. — Угх… Хотел бы я и впрямь быть мертвым. Тихо лежать в земле, а не скакать по небу…
Он свернулся клубком и перестал реагировать на происходящее.
Дэнна вздохнул и глянул на Хальдора.
— Покажи мне, — сказал Дэнна. — Где лучшее место для наблюдений?
Хальдор кивнул и жестом указал на гребень холма.
— Не вставай в рост, — сказал Хальдор. Дэнна кивнул.
Юное лицо его оставалось бесстрастным. Хальдор не решился спросить, что произошло. Из этих пятерых он хорошо знал только Сайту и, пожалуй, Кхамула — Сайту знала вся Обитель, а Кхамул учил Хальдора тому, что могло бы называться магией. Дэнна был постоянно чем-то занят, проводил много времени в Зале Карт, и Хальдор — нет, не боялся, но замирал перед ним так, как иногда остальные — перед Первым. Хэлкара Хальдор не боялся — трудно бояться человека, у которого ты стоял на стреме, пока он крадет коней.
Когда Хальдор подполз к гребню, Дэнна внимательно глядел вниз и вдаль — на нуменорский лагерь. Да что там лагерь — уже полноценный город. Хальдор попытался так же провести ладонью перед лицом, поймать нужный момент сосредоточения, но сорвался в конце и чуть не выругался. Дэнна глянул на него краем глаза, моргнул, как большая птица, неловко и медленно, и повернул голову обратно, чтобы не сломать собственное дальновидение.
Хальдора похлопал по плечу подползший Кхамул. Кажется, после короткого обморока Второму стало лучше.
— Держи, — сказал Кхамул. — Сильная магия.
И протянул Хальдору кованый тонкий цилиндр.
— Раскладываешь… — сегменты скользнули с тихим щелчком, — Поворачиваешь… И вот тебе прекрасная подзорная труба. Рекомендую.
— Он там, — сказал Хонахт из-за их спин. — И здорово же он нас обогнал.
— Ты откуда знаешь? — удивился Сайта. — Птицу поймал?
— Да вы посмотрите на коней, — Хонахт тяжело прижал собственного крылана к земле, зашептал что-то на ухо. Кони повернулись все в одну сторону — к лагерю — и тревожно прядали ушами. Кобыла Дэнны ударила по земле тяжелым кожистым крылом, оскалила зубы, фыркнула, начала вставать. Хонахт метнулся к ней и тоже начал уговаривать потерпеть спокойно. Сайта придержал еще пару зверей.
— Нехорошо, — сказал Моро. — Толку от нас тут…
— Моро, — сказал Сайта проникновенно. — Если б ты остался в Обители, Хэлкар бы… — рыжий замялся.
— Хэлкар сделал бы с тобой что-нибудь, о чем бы сам потом крупно пожалел, — холодно отозвался Дэнна, перевернулся на спину и съехал с гребня к коням.
Хальдор крепче сжал в руках подзорную трубу и сосредоточился на происходящем в лагере. Ему остро казалось, что он не понимает половины произнесенных слов. Так бывало, когда их собиралось больше двоих, он чуял — но пока не умел слышать весь разговор. Когда он как-то спросил об этом Кхамула, маг долго молчал, а потом грустно попросил Хальдора не торопиться.
Моро молча занял место Дэнны.
— Что случилось? — спросил Хальдор у Кхамула тихо. Маг поднял на него темные глаза и покачал головой. Звякнула пара подвесок, которые Кхамул до сих пор иногда вплетал в косицы на висках.
— Саурон… отправился к нуменорцам, — шепнул Кхамул. У Хальдора волосы поднялись на шее.
— Один? — выдохнул он. Кхамул кивнул.
Моро тихо вскрикнул и повел головой слепо, схватил Хальдора рядом за руку, позволяя тому тоже увидеть.
— Что там? — сказал Хонахт снизу. — Что вы видите?
— Переполох, — ответил Хальдор, смаргивая резь и жжение в глазах.
Сайта невесело хохотнул.
— Большой шатер в середине, — неверяще сказал Хальдор. — Люди сбегаются. Если это Саурон… он…
— Рехнулся? — подсказал Кхамул. — Навряд ли. Моро, Хальдор… держитесь.
Кхамул накрыл кольцо на руке другой ладонью и прикрыл глаза. Картинка сместилась, встала на место, стала в разы крупнее и четче.
— Я вижу его, — сказал Моро. — Он…
— Надо что-то сделать, — сказал Хальдор. — Что, мы будем просто сидеть и смотреть? Его заковывают в цепи!
— Я уточню кое-что, — так же холодно отозвался Дэнна снизу, продолжая лежать на спине и смотреть в небо. — Вы видите, как Саурона заковывают в цепи? А он что делает?
Хальдор замер и постарался обдумать вопрос внимательно.
— Не сопротивляется? — наконец сказал он, уловив смущающий момент в этой картине мира.
— Я думаю, — сказал Дэнна, и голос его чуть дрогнул. — Я думаю, он знает, что делает.
— Он смеется… — прошептал Моро и чары сломались. — Смеется.
Остальные застыли безмолвно, на середине движения, только шепот Хонахта лился над завороженными конями, в такт шелесту травы и песка.
***
— Я слышал, господин ищет тех… кто ищет истории? Особые истории? — мальчишка поймал монету на лету и шепотом продолжил. — Нуменорец, худой, чисто выбрит, карие глаза. Нестарый, но седой, нос ломаный, правленый — вот так, руки в шрамах, на брови старый шрам — мальчишка показал, и увидел, как взгляд собеседника на мгновение дернулся. — Знаете его? Темный шерстяной плащ, одежа старая, потрепанная, но болячек не видать, сидит прямо и обувь не стоптанная… За два золотых отведу его, куда скажете.
— Два золотых? — сказал собеседник лениво, — Да ты рехнулся, парень.
— За меньше ничего не скажу! — зло отрезал мальчишка. — Мне еще жить охота!
— Что же, он тебя напугал? — напускное удивление в голосе нанимателя было опасно близко к настоящему.
— Не то чтобы… — у парня дернулся кадык. — Глаза у него сумасшедшие. Смотрит сквозь. Говорит с кабатчиком, притворяется, что пиво пьет, смеется — а взгляд — стеклянный, будто нет вокруг никого.
— Заплати ему, — сказал спутник нанимателя и мальчишка опустил взгляд, запоминая мелодичный голос, легкое движение, не звон, а шелест кольчуги, переливчатый отблеск в складках плаща. То, что можно было перепродать.
— Я слышал, господин ищет истории? — подошедший паренек глядел на Хальдора хмуро. Хальдор отставил очередную кружку дрянного пива, которую сил не было уже даже делать вид, что пьет. Примерно этого он и ждал. Слух должен был расползтись по умбарским кабакам и отиравшимся вокруг нищим и музыкантам — чужаку нужна особая история. И чужак готов платить. Это было опасно. Но результат был нужен Хальдору сейчас и здесь.
— Я знаю музыканта, — сказал парень и замолчал выжидательно. Хальдор кивнул ему на свободное место за столом, перекатил в пальцах монету. Парень скользнул за скамью, зашептал:
— Есть тут один… сам не свой до боевых песен. Хочет сложить лэ о победах Золотого Государя, да живет он вечно. Я видел, в те три дня, что Большой Флот грузился на корабли, старик пил с гвардейцами. Хвастался потом, что записал каждое слово, что они были тогда при лагере и все слышали. Два золотых — и я отведу тебя.
— Немалая цена за простой слух, — сказал Хальдор, скрыв удивление. — Пять серебром, если отведешь, и еще пятнадцать, если я и впрямь услышу, то, что мне интересно.
Дальше он торговался потому, что так было надо, чтобы не вызвать подозрений. Но внутри уже подымалась нерассуждающая холодная волна — все, что угодно, только узнать, что же произошло, что случилось? Получить хоть какой-то намек, вернуться хотя бы с каким-то ответом.
Он почуял неладное слишком поздно. Движение на крыше. Движение, которого он никогда не смог бы разглядеть раньше, в изменчивых южных сумерках. Оттолкнул в сторону мальчишку, рванулся по переулку вперед, за спиной раздался стук черепицы и крик.
— Ушел! От стрелы ушел!
И еще несколько фраз — на языке, который он только начал учить.
Хальдор влетел в следующий дом, выпрыгнул из противоположного окна, но часть преследователей была на крышах, а люди были расставлены правильно. Он понял, что его загоняют к нужной точке — тупик? Заготовленный дом? — попробовал несколько переулков, но те, на крыше, с луками, вынуждали держаться в тени и под навесами.
Пожар в крови почти выгорел, когда он развернулся навстречу преследователям. За спиной была глухая стена. Меча у Хальдора не было, только длинный кинжал — законы города строго относились к оружию, после приснопамятной ночи мятежа двадцать лет назад.
— Здравствуй, Орхальдор, — сказал подошедший человек и откинул капюшон. Высокий лоб с залысинами, тонкие губы, внимательный взгляд. Хальдор на мгновение прикрыл глаза.
Рядом виднелись силуэты с натянутыми луками.
— Ulundo, — брезгливо сказал кто-то с крыши. И добавил что-то еще, звонкое и презрительное. Испуганное.
— Они говорят, — печально сказал преследователь, — ты бежал быстрее человека, Орхальдор. Даже высокой крови. А высокой крови в тебе всего ничего. Увернулся от стрелы в темноте. Не думаю, что увернешься от трех эльфийских луков и моего меча. И десятка стражей за нами.
— Здравствуй, Бреголас, — выдохнул Хальдор и лопатками оперся о стену, пытаясь отдышаться. — А что… у нас теперь берут эльфов в Стражу?
— Я надеялся, что описание врет, — продолжил Бреголас так же печально. — Надеялся, что ты погиб в ту ночь, вместе с женой. Но, видимо, ошибался. Чем тебя купили, Орхальдор?
Хальдор тихо засмеялся.
— Есть вещи, которые не продаются, — сказал он. — Давай меняться. Я расскажу тебе, за что меня «купили», а ты таки расскажешь мне историю, за которой я гоняюсь три последних дня.
— И этого я тоже не понимаю, — сказал Бреголас, напряженно поворачиваясь к спутникам. — Неужели у них там правая рука не знает, что делает левая?
— Замыслы Врага изощренны, — откликнулся эльф. — Возможно, не все пошло по плану и его слуги ищут возможности поправить положение. А возможно, этот бывший человечек здесь для того, чтобы смутить нас и вас, внести разлад и раздор. Не говори с ним, Бреголас сын Нардиля. Бери его и пойдем, мы сами поговорим с ним… позже. И он расскажет все, что может знать.
Бреголас покачал головой и повернулся обратно к Хальдору.
— Ты даже попался глупо, — сказал он брезгливо. — Влип за историю, о которой через полгода будут трепать на каждом перекрестке по всему побережью, как только управление Наместника допишет все необходимые приказы и снимет печати. Может, от тебя удастся хоть что-то разузнать про это невероятное вранье. Но слушай…
***
Ар-Фаразон Золотоликий, Государь Нуменора, вышел из центрального шатра, чтобы размять ноги и подышать воздухом, а вместо этого увидел свою смерть. Он стоял и смотрел, внимательно и молча, как смерть идет к холму сквозь лагерные ряды, сквозь двойное оцепление у подножия холма. Не останавливаясь, легкой, почти танцующей походкой, человек в черном плаще шел сквозь его армию, как зрячий среди слепых, как бодрствующий — среди спящих.
Фаразон перевел взгляд левее и увидел суматоху и беспорядок, там, где он знал, на отшибе развернули шатры гости. Оттуда бежали люди, но вот их-то как раз стража видела прекрасно и им — могла помешать.
«Эльфийские посланники, — подумал король отстраненно. — Не успеют».
Человек в черном подымался по тропе бесконечные секунды, а Фаразон стоял и смотрел, завороженный пляской теней вокруг незваного гостя. Вот вскинулся кто-то из стражей, но тут же поник взглядом, забыв, что его встревожило.
Фаразон потянулся к оружию, но медленно, бесконечно медленно, а потом стало уже слишком поздно.
— Так скажи мне, — любезно спросила его смерть, положив руку на тяжелый наборный пояс, а другой рукой уперев в горло королю Нуменора клинок, — Фаразон, сын Гимильхада, есть хоть одна причина, по которой ты останешься жить и этим вечером тоже?
Гнев тяжело колыхнулся внутри, гнев, сожаление и что-то еще, чему не было быстрого названия.
Фаразон невольно откинул голову назад — острое лезвие чуть царапнуло кадык, по горлу побежала теплая струйка крови — и ровным голосом сказал:
— И даже две, Саурон, которого в тех краях, где мне действительно довелось побывать, называют Саурианной.
***
— И твой хозяин бросил меч! — закричал Бреголас. — И упал в грязь, на колени перед нашим Королем… и… и…
— И превратил все в людоедский фарс, как это в обычае у Тху, — устало сказал эльф. — Заканчивай, Бреголас. Нам надо допросить эту тварь.
— И перед сотней свидетелей Враг поклялся Королю в верности! И провозгласил, что все, чем он владеет — теперь владения Короля Нуменора, а все, кто служил Владыке Мордора — вольны выбирать, покинуть ли его службу или принести клятвы Ар-Фаразону, величайшему из королей людей.
— А я так понимаю, — сказал Хальдор в повисшем молчании, — что Король неожиданно согласился? Саурон теперь личный вассал Короля? А Мордор — личные Королевские владения, преподнесенные Королю в дар? А Ханатта что — союзник по наследству, так сказать?..
Хальдор захохотал так, как смеялся когда-то давно, когда его жизнь еще напоминала нормальную.
Он знал — ему не уйти, он слишком мало знает, слишком малому научился. И многое может сказать, что ни в коем случае не стоило бы слышать ни Верным из Стражи, ни, тем более, разъяренным эльфам.
Страшно было так, что заледенели губы.
— Ты ответил на мой вопрос, Бреголас, — сказал Хальдор и тяжело сглотнул. — Слушай же мою цену. Тот, кого я не называю хозяином, тоже подарил мне один ответ.
Бреголас невольно подался вперед.
— Смерти нет, — сказал Хальдор сипло.
И прыгнул вперед, целя кинжалом в того, что повыше.
В этот раз эльфы не промахнулись.
3262 год Второй Эпохи
Тай-арн Орэ, Гортар Орэ, Эрн
Но кто удержит распадающуюся плоть?
Каждый должен сам для себя найти хрупкую границу между тленом и твердью, между плотью и духом, песком и огнем.
Но первый… первый раз?
«Не спеши, Хальдор».
Не спеши различать наши имена и лица, не спеши поднять голос в общей беседе, не спеши видеть так, как не могут люди.
Не спеши умирать, Хальдор.
Это безвозвратный и горький путь, дорога, на которую очень трудно встать и с которой очень легко сойти.
Просто — отказаться.
Раз за разом. Год за годом, за веком век.
Ты думаешь, какое-то кольцо способно сделать это за тебя в первый раз?
Сталь и камень, символ и связь.
Принять кольцо — недостаточно. Сохранить его… пройдя через пламя, клинок или яд — вот он, тот призрачный отблеск редчайшего дара… или проклятия, что разглядел в тебе — хранитель и создатель этих колец.
«Не спеши, Хальдор», — вот то, о чем говорили, подсказывали, кричали тебе все остальные.
Но кажется, уже поздно.
Кажется, ты уже — идешь к нам, брат.
***
Хэлкар вздрогнул — и осел в кресле, схватившись за грудь.
Как сердцем холод клинка — он почувствовал этот зов.
Он выпрямился слепо, встал, и на мгновение пришел в себя — рывком — от чужого, ненужного прикосновения.
— Хэлкар, — удивленно и настороженно сказал Кэран, не отпуская его локтя. — Прости… мне показалось — тебе плохо?
— Не прикасайся, — тихо сказал Хэлкар, мучительно и тяжело сосредоточившись на старом знакомом. — Уходи. Я объясню — потом. Спустись в жилые залы. Собери. Своих. Других тоже. До моего возвращения — не поднимайтесь в башни, не выходите ночами во двор. Держитесь друг друга. Может — ночь или две. Может — дольше. Не бойтесь — это главное.
Голос его исказился и он увидел как дрогнуло в понимании лицо Кэрана.
— Я сделаю, — просто сказал Кэран. — Смотри, — он поднял обе руки и отступил к камину, — я не мешаю тебе на твоем пути.
Он знал безошибочно, где ждать остальных.
Черный камень горной долины, вода и серебряные цветы.
Эрн — одиночество. Там, где даже пришедшие вместе всегда остаются порознь, там где ветер, луна и ночь. И день — не лучше. Воды озера отражают только звезды — и никогда — пришедших в долину.
Эрн — отчаяние; разрушенная — или никогда не построенная часовня забытого бога, книга на алтаре — или просто камень причудливой формы, узкая черная тень на стене, будто в форме меча, а самого меча нет. Стылое забвение: ни имен, ни знаков, ни объяснений.
Эрн — память. В темных глубинах плывут созвездия, чей рисунок давно изменился. И отражается — одна звезда, которой больше нет.
Каждого из собратьев, кто начинал утверждать, будто понимает — Саурона, Хэлкар молча отводил к озеру. К Эрн.
И все возвращались туда — раз за разом, один за другим.
Хэлкар не знал, бывал ли сам Саурон хоть раз в сотворенной им долине после того, как когда-то показал ее Хэлкару.
Не знал. И не хотел знать.
— Эрн? — спросил Дэнна, содрогнувшись. В груди было пусто и страшно.
— Это… имеет смысл, — прошелестел Кхамул, одним движением взлетая в седло. — Ну, мерзкая тварь, давай, в долину. Да, я знаю, ты от меня тоже не в восторге.
— Но как, Маг? Саурона нет…
Кхамул потер виски, глотнул из небольшой бутылочки, закашлялся. Запахло травами. Кхамул тронул поводья, оглянулся. Глаза у него были бешеные, пьяные.
— Не отставай, дух юга! А Саурон — что Саурон, Саурон с нами!
— Да уж не отстану, тень востока! — безмолвно ответил Дэнна, направляя в небо собственного коня.
Отовсюду собирались они. Те, кто был ближе, первыми встали у храма в долине и ждали остальных — они звали, и с каждым пришедшим сильнее становился зов. По одному, по двое, тени среди теней, скользящие в потоках ночного ветра, собирались у Эрн те, кому предстояло, наконец-то, стать — Девятью.
Далеко на западе, среди переменчивых океанских течений, на борту гиганта-корабля, наблюдающие записали и доложили в свой черед, что пленник в один из дней сел в кресло в углу и не вставал из него четыре дня, застыв в совершенной, нечеловеческой неподвижности. Лицо его оставалось в тени все это время, как бы ни менялось освещение в каюте.
Они звали — и их голоса затихали в пустоте.
Эрн — отчаяние! Хэлкар бессильно уронил руку с плеча Второго, опустился рядом на траву.
Кхамул сидел, закрыв глаза, из-под век текли кровавые слезы — лицо кривилось в попытке улыбнуться.
Тот, кого они звали Хальдором — он был близко, так близко — позвать, коснуться, помочь, направить…
Бесполезно. Нет больше сил.
Он не видел, кто уже здесь, а кто только должен прибыть, не хватало среди круга одного или двоих — где бы они ни были — в самой долине или по пути к ней, не было времени и не было пространства, Первый звал — а откликалось только эхо.
Эрн — одиночество.
«Или и вправду, — мелькнула ядовитая мысль, заметалась между теней, — или и вправду мы — лишь отражения его воли? Инструменты, не способные ни на что — сами?»
Далеко, далеко, среди западного океана, забыв на мгновение о людях и нелюдях, о войне и стратегии, правде и лжи, тот, кого называли — Сауроном, опустил голову еще ниже и сжал руки на подлокотниках кресла.
Он слышал — почти на пределе слуха, он видел — уже почти придумывал, а не видел на самом деле, домысливал — обрывки, осколки, почему же так глупо, так далеко, так беспощадно невовремя — и рассыпается ржавчиной сталь колец, мерцают, ползут под руками нити, которым должно было стать — нерушимой, вечной связью… бьется в серой пустоте тот, кому надлежало — замкнуть круг, не в силах сделать выбор, потому что он забыл — что выбор есть, нет для него ни пути к звездам, ни дороги обратно, только единственный, последний момент угасающей жизни, только хриплое — «Смерти нет», и боль, и темнота.
Неподвижная гладь озера затрепетала. Тяжелый удар крыла, и на мелководье рухнул загнанный, хрипящий конь, забился в судорогах. Всадник чудом вывернулся из-под падающего тела — и по песку и воде побежал к остальным.
— И если вам кажется, — выдохнул он, ворвавшись в круг, — что мы имеем право сдаться! То я говорю — нет!
Невозможно.
Нет больше сил.
Кто мы? Всего лишь усталые тени… призраки, глупцы, поверившие в несбыточное…
Он протянул руку — тонкое, упрямое, почти детское лицо, ореол светлых волос, открытый — и бесконечно понимающий, не сочувствующий, нет, понимающий — и отвергающий это понимание — взгляд. Прямо в лицо. Прямо в душу.
Невозможного нет!
Хальдор открыл глаза — как тогда — двадцать лет назад… О, Эрн, безнадежная, без-надеждная память…
Ночь смотрела ему прямо в лицо тысячью глаз.
Он видел — он понимал — он знал.
Он снова — был.
— Брат мой! — сказал ему встрепанный юноша в черном и улыбнулся так, что невольно захотелось — улыбнуться в ответ. — Я не успел встретить тебя — живым, но я рад, что встречаю — вернувшимся. Я — Элвир, а смерти — ну смерти ведь действительно нет! Что вы смеетесь?! Эх…
— Мы называем его — Король-Надежда, — выдохнул Кхамул, открывая глаза.
— Когда не называем другими словами, — добавил Хэлкар сурово. На мгновение показалось, что Первый — тоже улыбается. — Элвир, ну и где же тебя носило, изволь ответить?..
3262 год Второй Эпохи,
«Агларрема», флагманский корабль Государя Ар-Фаразона
Великий Западный Океан
— Государь! — подошедший капитан смотрел прямо и вместо поклона приложил кулак к сердцу — предпочел воинский салют. Условия допускали.
— Да, Нуфарат, — сказал Фаразон, поворачиваясь от борта.
— Государь желает лично принять командование флагманом? — напряженно спросил капитан.
Фаразон покачал головой. Убрал с глаз мокрые пряди — дождь усиливался. Вопрос удивил его — смутно.
— Тогда я нижайше прошу государя покинуть верхнюю палубу! Шторм близко!
Фаразон выпростал руку из-под простого черного корабельного плаща — трое остававшихся при нем на верхней палубе порученцев щеголяли точь-в-точь такими же. Указал в сторону неба и сгущающейся темноты. Капитан Нуфарат склонился ниже — волны били в борт с немалым шумом, а натянутый такелаж гудел на ветру.
— Твой прогноз, капитан? — спросил Фаразон, повысив голос. — Два колокола или четыре?
Нуфарат скользнул взглядом по небу и поежился. Фаразон знал — Нуфарат боится не только и не столько шторма. Это было первое настоящее плавание «Агларремы». От Острова до восточных берегов и обратно. И вставший на смену Хортумару Нуфарат не боялся боя, но… вот, пожалуй, нервничал перед теми, кого его пятирядная драгоценная «Агларрема» несет на себе. Нелишне было напомнить капитану Нуфарату, что командующий Фаразон и сам не так давно водил корабли.
— Думаю, времени у нас больше, — решительно ответил Нуфарат. — А шторм будет хуже, чем кажется. Вряд ли страшен нашему флоту, Государь, но, прошу вас…
Фаразон кивнул и, оттолкнувшись рукой от одного из канатов, пошел к каютам, привычно подстраиваясь под качку. Порученцы последовали за ним.
Фаразону не хватало моря — там, в Замке Королей. Но он опасался, что это последний раз, когда он вышел в настоящее плавание.
Немногочисленные свитские, ожидавшие во внутренних помещениях, расступились беззвучно. Король, которого уже не называли — новым, с первого дня показал, что не терпит суеты и лишних людей.
Приняв от слуги чашу с горячим вином и сбросив мокрый плащ, Фаразон скользнул взглядом по заваленному бумагами столу и поморщился. Владыка Мордора и личный вассалитет… м-да, подбросил же он задачку хранителям законов. Идея изящна, как утренний свет и безумна как Государь Палантир в лучшие годы, цинично подумал Фаразон.
Каюта слегка качнулась, Фаразон нахмурился. Какой силы была эта волна?
В дверь осторожно постучали. Учитывая, что он разрешил беспокоить себя ровно по двум поводам, и на корабль пока никто не нападал…
— Да! — повысил Фаразон голос. — Впустите его!
Вошедший воин был из личной стражи короля, из тех, кого Фаразон забрал с собой, навсегда покидая флот. И прямо сейчас он должен был находиться на третьей палубе, как и еще десяток особо доверенных гвардейцев, если только…
— Пленник говорит, — торопливо сказал гвардеец, — что эта буря — колдовская. Он просит разрешения подняться на палубу или хотя бы — переговорить с тобой лично, мой командующий. Говорит, что корабль в опасности.
— Занятно, — сказал Фаразон. — Что еще говорит пленник?
— Да больше и ничего, мой командующий… мой Государь. Но он был — настойчив.
Фаразон кивнул.
— Спокойно, Адулат. Ты выполнил ровно то, что я вам приказывал — доложил о словах. А теперь возвращайся, возьми еще двоих и приведите мне его. Пока что сюда. После этого оставайтесь стеречь у наружной двери.
— Да, Государь, — отозвался гвардеец. Глаза его блеснули — Король помнил его по имени!
— Прощу прощения у короля, — покаянно выдохнул Саурон, влетев в каюту вместе с очередным ударом волны о борт. Чудовищный пируэт и неловкий взмах скованными руками спасли его от падения, но едва-едва. — Твой слуга глуп, неуклюж и давно не был в море.
Фаразон сделал пометку — выяснить, кто из гвардейцев, не Адулат, питает к пленному не просто нелюбовь, а конкретную, мелочную, глупую неприязнь. Тычок в спину на пороге был почти незаметным. Если не знать, куда смотреть.
А если не знать, как именно слушать, можно было подумать, что Саурон говорит о себе. Но он не сказал, который именно слуга.
— Я, конечно, ждал, что именно ты придумаешь, — с холодным любопытством сказал Фаразон и смерил взглядом стоящего перед ним. — Но буря?
Саурон оглядел каюту. Задумчиво лязгнул оковами на руках. Переступил босыми ногами по ковру.
Возможно, ножные кандалы и впрямь были проявлением той самой мелочной глупой неприязни.
Фаразон потер давно зажившую царапину на шее и проигнорировал намек.
— Не мой это шторм, — сказал Саурон наконец. Поднял на короля тихий сосредоточенный взгляд, без веселья, без тревоги. — Не позабыл ли ты об иных берегах океана?
Треск дерева и стон железа стали ему ответом. Буря пришла — и пришла много раньше, чем ждали.
Волна хлестнула прямо в стекла. Верхней каюты пятирядного корабля. Темнота сгустилась почти мгновенно.
Фаразон поднялся из кресла раньше, чем сам понял, что делает. Ох и тяжело было принять, что ты больше не капитан, не мореход, что с кораблем справятся без тебя, а тебе осталась доля больше и тяжелей.
Саурон на мгновение прикрыл глаза и во вспышке молнии за окном сам показался тенью, плоским силуэтом на фоне мира вокруг.
— Из чего только вы построили этот корабль! — сказал он внезапно. — Ничего не разобрать. Дай мне подняться на воздух, король. Может, я смогу что-то сделать… конечно, — он чуть опустил голову в том, что сошло бы за кивок, но никак не за поклон, — если ты позволишь.
Фаразон сунул руку в рукав и достал небольшой резной ключ. Железо простых кандалов еще в Умбаре сменила лучшая сталь королевских кузниц, и браслеты не заковывались наглухо, а запирались хитрыми замками, ключ от которых был только один.
— Вот ключ, — начал было Фаразон.
Саурон вскинул брови и просто шагнул из кандалов. Поднял руки, развел в стороны, будто не было короткой цепи между браслетами.
— Оставить браслеты? — спросил он ровно. — На будущее?
— Зачем? — удивился Фаразон. — Снимай.
— В самом деле… — пробормотал Саурон. — Зачем.
Он тряхнул головой и положил разомкнутые оковы на стол.
Облака неслись быстрее птиц, темные, грозные. Грохот волн был такой, что Фаразон не услышал сам себя, когда крикнул остальным — назад! — махнул рукой, и, схватив страховочный линь, кинулся на палубу сам — за колдуном. Особо отметив тех — кто не послушался, кто сам рванулся за королем в шторм.
Ливень шел со всех сторон, так непредсказуемо менялся ветер. Фаразон промок мгновенно, насквозь — это было неважно.
Саурон обернулся на бегу, что-то крикнул сам — Фаразон показал на ухо, глаза Саурона осветились пониманием и холодный, чистый голос прозвучал совсем близко, заглушая ветер и волны.
— Оставайся внутри!
— Не указывай мне! — мгновенно огрызнулся Фаразон. — Не твой корабль и не твои люди!
— Опасно, опасно… — протянул Саурон, замолкая. — Я запомню.
Он подтянулся, перескочил на одну из лестниц, пробежал до самого борта, и замер так, высматривая что-то в воде.
Фаразон повернулся и увидел — гигантскую, непредставимую волну, летящую на его замечательный флагман.
Саурон вскинул голову, прижал обе ладони к горлу и крикнул, голосом низким настолько, что показалось — отдается в костях черепа.
Имя. Призыв. Внимание.
Оссе… — эхом.
Чудовищная волна, грозившая захлестнуть корабль, дрогнула и осыпалась ледяным крошевом.
Тут же воздвиглась еще одна — ниже, плеснула о борт.
Капитан у рулевого колеса не растерялся, Агларрема разворачивалась — медленно, но не теряя управления.
Тишина упала пологом. Ливень и рев бури остались за кормой. Здесь — было тихо. Сквозь тучи пробивались отдельные лучи солнца.
— Око шторма, — потрясенно сказал кто-то за спиной.
Фаразон взбежал на капитанский мостик. Нуфарат глянул на него страшно, но не выпустил центральный штурвал.
Темная фигура на фоне волн. Голос, как гул пламени в большом очаге. Длящийся разговор, не желающий складываться во внятные человеческому уху слова.
Вопрос.
Зачем… люди — корабли — зачем?..
В волнах соткалось лицо и тут же исчезло под зыбью.
Второй голос, сам как морской прибой, грохочущий, гневный.
Ответ. Неправильно. Не так. Не должно быть.
Снова. И снова.
Отказ. Повеление…
…благодарность?
Фаразон нахмурился. Ему показалось — стоит протянуть руку, сосредоточиться — и он поймет больше, чище, сможет отделить оттенки от базовых тонов...
Саурон оглянулся. В глазах полыхнуло солнце — и Фаразон провалился глубже.
…нет людей, нет кораблей, нет цепей — только шторм, только осколки, щепа, все пойдет на дно, идем, идем со мной, я приведу тебя обратно, Артано, к твоим берегам, никто не посмеет — больше, не будет — суда Великих, не придут молчаливые, прячущие лица, в багровых одеждах, не подхватят тело, не унесут…
…молчание…
…идем, идем, никто не поверит, что я — помню, что я — еще я, что могу желать, могу сделать, уже почти — только море, только ярость, только шторм, но идем же, я помню — я не решился тогда — я помогу — сейчас…
…нет. Моя воля. Иду — сам. Один. Уходи. Благодарность — но оставь людей, оставь корабли. Уходи!
И с шелестом отступает волна. Скоро — развеивается водная пелена вокруг, расходятся стены шторма, вот видны на водной глади — другие корабли, потрепанные, побитые бурей. Из-за туч выступает солнце — а к людям возвращается дар речи.
— А! — выдохнул капитан Нуфарат восхищенно. — Зигур! Колдун, ну колдун!
«Ничего никогда не бывает просто», — мрачно подумал Фаразон, глядя на то, как Саурон отворачивается от моря и сходит по натянутому канату вниз, на их уровень палубы. Так быстрее, ближе — и да, эффектнее, и тишина плывет вокруг корабля, пока колдун идет по канату, темным силуэтом на фоне солнца, будто забыв об ожидающих его зрителях, доходит до конца и спрыгивает вниз на два человеческих роста.
Саурон на мгновение коснулся ладонью палубы и тут же выпрямился, отбросил назад волосы. Улыбнулся.
И Фаразон заметил, как невольно дернулись те из команды и стражей, кто поддался, кто захотел — улыбнуться в ответ. Те, кто еще месяц назад на одно упоминание имени Саурона кривились, как от кислого винограда или делали отвращающий знак.
— Доволен ли король? — спросил Саурон хрипло и склонил голову в том, что, видимо, представлял себе как поклон.
«А может, надо было послушать эльфов?», — спросил сам себя Фаразон. Вздохнул мысленно.
— Да, — сказал король и кивнул. — Какую награду тебе пожаловать… слуга?
Впервые — назвав на людях. Впервые — обозначив статус.
— Вина бы горячего, — легкомысленно ответил Саурон и закашлялся. — Голос сорвал. Ненавижу этот язык.
Тай-арн Орэ
— И высадился в Умбаре.
— С какими силами? — деловито спросил Хонахт и обернулся к книжным полкам. Чуть не столкнулся с Сайтой у гигантской карты западного побережья. Они кивнули друг другу, и, подхватив тяжелый рулон, в четыре руки толкнули на стол.
Флот Нуменора ждали. Невозможно скрыть приготовления к большому походу, как ни старайся. Равно как и скрыть перемещения войск и вспомогательных флотов колоний. За последние десять лет в Тай-арн Орэ перебывало больше людей из окружающего мира, чем за столетие до того. И каждого вела тревога — пахло большой войной.
Над картой тут же склонился Дэнна, а Первый продолжил угрюмо сверлить взглядом переплет ближнего окна. Ему к этому моменту никакая карта уже не требовалась. От Умбара его тошнило. Он брал Умбар для нуменорцев, брал Умбар для ханаттцев, защищал, укреплял, сжигал и сдавал врагу, а в этом веке не вылезал из боев на побережье вот уже двадцать с лишним лет и бывал в Ночной Обители исключительно наездами. Умбарские укрепления и береговая линия не оставляли его даже в невозможно детальных, цветных, редких снах.
Кэран, Вестник Копейного Холма, оперся рукой на подлокотник предложенного кресла и без улыбки сказал:
— Мудры и могущественны Девять!.. Но я должен видеть Солнечного Посланника и с ним говорить об этом.
Хэлкар медленно повернул голову от окна.
— Настолько плохо? — без выражения спросил он.
В старческих глазах князя Кэрана, старшего в посольстве, плескалась тоска.
Хэлкар помнил его восторженным спутником и оруженосцем короля Инахара, мальчишкой, впервые вошедшим под звенящие древней магией своды Обители — как он смотрел на встретившего их седого воина в темных одеждах, воина-легенду, Хэлкара-Предателя, Аргора-Защитника!
Помнил в буре на плоскогорье Амарну, с отрядом вылетевшего во фланг нуменорцам прямо по свеженанесенным барханам, сквозь сдирающий кожу ветер. В один момент решив судьбу кампании, нарушив все приказы, пустив прахом детальный — и оказавшийся совершенно бесполезным — план. Кэран стоял на одном колене, тяжело опершись на копье, и смотрел как ему навстречу идет бешеный Хэлкар, от которого шарахались равно люди и буря. Да, Хэлкар помнил тот ошеломленный, безумный взгляд, когда он вздернул Кэрана вверх и обнял.
Помнил злым и внимательным стражем, дотошно выспрашивавшим у Хэлкара, что за бродягу он тащит с собой на закрытый совет, пока Саурон не рассмеялся и не откинул капюшон.
Помнил стратегом и придворным, почетным гостем Обители и командиром гвардии Копейного Холма, воспитателем юной царицы… Что же, теперь он мог помнить Кэрана испуганным до прозрачного стеклянного блеска глаз стариком. И больше ничего — только то, как бережно тот держит кубок, как вымеряет слова, касаясь камней ожерелья…
— Я позову его, — Хэлкар встал и вышел в галерею.
Трое братьев проводили его укоризненными взглядами. Первый был — как всегда.
Тай-арн Орэ никогда не оставалась неизменной. Всякий раз после долгого отсутствия ему казалось — он возвращается в иную крепость. Всегда был лишь скальный уступ и узкая, с истертыми ступенями, лестница вниз, к переходу в башни.
Хэлкар шел верхними коридорами и впервые думал о том, как много в Обители стало людей. Больше комнат, мастерских и подсобных помещений, выше и шире стены. Когда-то… мысли ведь были совершенно о другом.
Он положил на стену руку и бездумно пошел вперед, позволяя теплому гладкому камню вести себя. Полированный обсидиан пел под его пальцами, как лютня под рукой менестреля, незаметно, за границей человеческого слуха пел о ветре над башнями и об огне далеких нижних пещер, где Хэлкар за все время бывал от силы раза два.
— Друг мой, — сказали ему прямо в ухо, цепко ухватив за плечо холодной ладонью. — Если бы я был тобой, я бы остановился, открыл глаза и крепко подумал. Кстати, не замечал за тобой лунатизма, Король. Хочешь, порекомендую, какие травы заваривать?
— Хочешь, порекомендую, в каком отряде нам пригодился бы человек с такими навыками скрадывания врага? — ответил Хэлкар, оборачиваясь без тени улыбки. — Эрион! Виданное ли дело, почтенный целитель! Неужто пациенты боятся тебя настолько, что приходится подкарауливать их в коридоре?
— Как всегда, друг мой, как всегда… — высокий сухощавый нуменорец выступил из незаметной ниши в стене. Улыбка на лице не пропала, но темные глаза на миг стали серьезными. — Не тебя я тут сторожил.
— Кого же? — спросил Хэлкар, и сам же нашел ответ на собственный вопрос. Обитель ведь вела его именно сюда. — Он опять в южной башне?
Эрион только рукой махнул.
— Они повздорили. И не смотри так укоризненно, я поспел только к самому концу.
— М-да, — сказал Первый. — Удачно выбрали время, что и говорить. Кого мы лишились?
— Элвир, — вздохнул целитель. — Схватил крылана и был таков. Надеюсь, через пару дней мы его увидим.
— Или пару лет.
— Или пару лет, — согласился Эрион, поправляя обшлаг рукава. — Ах да, и Моро, как обычно…
— Я запрещу ему говорить, — мрачно пообещал Первый. — Вообще. Лет на десять.
— Не вздумай! Он и так все время боится сказать что-нибудь не то и из-за этого каждый раз хуже предыдущего. Бедняга теперь рот не решится открыть даже на вопрос о том, как ему сегодняшний обед.
— Что на этот раз?
— Не побоюсь этих слов, Король, Древние Дни…
Хэлкар одним взглядом оценил расстояние до дверей в башню. Невозмутимо оперся плечом о стену.
Эрион скосил глаза в конец коридора и слегка повысил голос.
— Наш брат Элвир… м-м-м… очень высокого мнения о своем прежнем наставнике, Наурэ из Первых. Учитель же на исходе второго часа беседы о Земле-у-Моря намекнул Элвиру, что, хм, у разных людей бывают разные мнения о разного рода поступках… Элвир же вспылил и с немалой искусностью развернул беседу в сторону деяний самого…
— Эрион, — укоризненно сказал Хэлкар. — Говори по-человечески. Довольно того, что я сегодня четыре часа отвечал на переписку.
Целитель вздохнул.
— Кажется, там мелькнуло понятие храбрости. И глупости.
Тусклые бело-голубые огни в нишах качнулись, на миг сжались до точки и вновь вспыхнули, ярче и злее.
— А, — мягко сказал Эрион, прикрывая глаза рукой. — Вот и Учитель. Праведный гнев и оскорбленная, хм-м-м, невинность, явление второе.
— Эрион, Шестой из проклятых королей! — донеслось от распахнувшихся дверей. — Король сплетников!
В ярком сиянии, залившем коридор, не осталось места для красок, только белый и черный, темный камень и свет. Саурон шел среди огней, все ускоряя шаг. С мгновенным опозданием за спиной идущего светильники гасли и казалось, собственная тень, не поспевая, летит за ним высокой черной волной.
Увидев Первого, Саурон остановился в трех шагах. Начал беседу, подчеркнуто не глядя на Эриона, сердечно и ровно, будто и не было оскорбленного крика минуту назад.
— Хэлкар. Хорошо, что ты здесь. Скоро должны прибыть ханаттцы…
— Уже, Повелитель.
— Почему меня не известили?
Эрион безмолвно возвел глаза к потолку.
— Полагаю, — сказал Хэлкар сухо, — что наш целитель занял пост на стратегической позиции и предотвращал подобные попытки. Не могу назвать его опасения беспочвенными.
— Разве могу оставить в беде кого-то, кому нужна моя помощь?.. — несколько пафосно вопросил Эрион. — Разве заслужил я такие оскорбления… такую черную неблагодарность?..
Глаза Саурона сузились.
— Разве могу не разнести по всей цитадели?.. — неожиданно передразнил его Саурон.
Остановился на полуслове и провел по лицу рукой, отбрасывая назад волосы. Дернул уголком губ.
— Все, Эрион, довольно. Я понял. Меня опять занесло. Иди, спасай других жертв нашего Воина Слова. Да передай Моро мои извинения, я найду его позже.
Хэлкар обернулся уже на выходе из коридора. Целитель стоял и смотрел им вслед. Первому показалось — с тревогой.
— Семь лет, — возвысил голос Саурон и обеими руками толкнул тяжелые кованые двери в Зал Карт. Одним взглядом оценил открытые окна, кувшин с водой, посла Ханатты, троих из Девятки — уже не спорящих, молчащих каждый о своем. Кувшину уделил внимания больше всего. — Семь лет назад я сказал вам, что новый король Острова начал готовить флот. Семь лет — тремя годами промедления из этих семи вы обязаны мне! И вы удивлены? Чего же вы ждали, Дети Солнца? Да, будет новая война. И воевать в ней — в первую очередь вам. Чего вы хотите — чтобы я вышел перед армией Нуменора, со всей своей могучей свитой — со всеми девятью, и обратил войско в бегство одним своим видом?!
Князь Кэран молча, страшно глянул на разгневанного Посланника Солнца. И повалился ему в ноги. Седая коса змеей скользнула по темному камню.
— Восемьдесят тысяч солдат, по меньшей мере. — сказал он глухо, глядя в пол. — Два флота. Каждый больше, чем тот, тридцать лет назад. Четырехпалубные фрегаты. Сам Золотой Капитан ведет их — и корабли несут дикий огонь.
Саурон одним движением склонился над ханаттцем и мягко потянул того вверх.
Кэран вздрогнул всем телом от прикосновения и плотнее прижал ладони к полу. Выдохнул — отчаянно, закрыв глаза.
— Золотой Капитан стоит в неделе от Умбара и… ждет тебя, Посланник. Он обещал засеять Ханатту и Край Ночи солью до восточных гор!.. Если ты не придешь к нему сам и не покоришься его воле…
Хэлкар увидел только, как закаменела спина Саурона. Трое у стола смотрели на лицо — на секунду расфокусировавшийся взгляд, почти незаметное промедление…
Саурон выпрямился, поднял старого князя, усадил в кресло и аккуратно пододвинул кувшин. Молча, бездумно, скользнул рукой по запястью человека — нет, теперь не умрет. Так же молча подошел к высокому окну и застыл, сцепив руки за спиной.
Закат над дальними горами был сегодня особенно ярок.
— Повелитель, — холодно сказал Хэлкар, — рассуди здраво. Это ловушка.
Саурон молчал.
— Конечно, ловушка, — отозвался Сайта потерянно. — Восемьдесят тысяч… Зачем им еще о чем-то договариваться.
— Одинокого странника и сотня тысяч может искать безуспешно, — тихо сказал Хонахт. — Уходи, айанто. Это — уже — было. Уходи. Растечемся и мы туманом, выскользнем из-под загонных флажков, разошлем вестников, спрячем людей. Кого будет ловить наш Золотой Король? Не станет же из-за одного — и впрямь жечь две страны?..
Дэнна, Дух Юга, не поднимая головы, молча разжал ладонь над картой. Фигурки со стуком покатились по пергаменту, мешаясь в пестрый мусор.
Князь Кэран выпрямился и рукавом отер лицо, косясь на Дэнну. Последний солнечный король его народа когда-то собственной кровью платил за вырванные у нуменорцев десять лет для Ханатты, а потом продал и смерть, тому единственному, кто согласился принять такую плату. Саурианна, Посланник Солнца, стоял на страже Юга вторую тысячу лет. Армию обычно брал какая находилась и препоручал нужным людям, но всегда оставалась — нечеловеческая мудрость, острый разум, воля и слово, к которому прислушивались цари всех окрестных племен и духи песков и гор.
— Уходи, Посланник, — собственные слова показались ему невероятно тяжелыми. — Царица говорит: нет веры нуменорцам. Царица говорит — мы будем воевать, а если придется — склонимся притворно перед завоевателями, но не предадим тебя. Ханатта помнит добро. Я… испугался, Посланник. Прости глупого старика, забывшего, как это — быть воином. Нет трусости в том, чтобы уйти, когда должен… уйти — и вернуться.
— Трусость? — сказал Саурон и повернул голову.
Он улыбался.
Тени из-под длинных ресниц придавали улыбке мечтательный оттенок. — Конечно. Не волнуйся, князь. Я понимаю, в чем мой долг.
Трое у стола облегченно выдохнули. Хонахт начал было говорить что-то рассудительное.
Хэлкар стиснул зубы и отшатнулся к дверям, положив руку на меч.
— Дорогу, — тихо сказал Саурон, всем телом поворачиваясь от окна.
— Нет, — сказал Хэлкар. И повторил, для надежности. — Нет. Это глупость. Безумие. Ты останешься здесь. Ты…
Саурон вскинул брови, не переставая улыбаться. Застывшей, черной улыбкой.
А потом скользнул вперед.
«Ты лучше меня и решительнее… ученик. Но уже поднявши меч на друга — не медли пустить его в ход».
Мысль темного майа была тяжелее кулака.
Хэлкар пришел в себя от мерзкого запаха и знакомой холодной ладони на плече.
— Касание чужой фэа способно вернуть к жизни умирающего… — грустно сказал Эрион. — Но нашатырь — нашатырь омерзителен даже бессмертным. Поздравляю, Король. Он вышиб тобой кованую железом дверь. Кто-нибудь расскажет мне, куда он потом направился?
— Что, — спросил Хэлкар хрипло, мгновенно — и слишком поздно — восстанавливая в памяти сегодняшний день — Что… вы ему наговорили сегодня утром?!
Он не глядя схватил протянутую руку и тяжело поднялся, опираясь на стену. Лица, люди, голоса и закатный, умирающий свет — все заплясало хороводом у него перед глазами.
— Чем — посмели — попрекнуть?!..
И не понял, почему Моро отшатнулся, почему с тревогой подался вперед Эрион.
Казалось, с лица осыпается гипсом погребальная маска, так жгло и тянуло кожу.
— Говори, провидец!
— Король… ты…
— Говори!
— Хэлкар! — это кричит Целитель. — Не смей! Не смей так с ним!
Моро внезапно выпрямился и отнял руки от лица. Показалось — он выше Хэлкара, выше и старше. Глаза — непроглядная ночь, зрачки — во всю радужку. Не был он ни хрупким, ни слабым, ни робким, вернувшийся из-за грани, Седьмой из Девяти, тот самый Моро. Оттого еще страшнее звучала жалость в его голосе.
— Так оживает его суть, — сказал он на языке ушедших и мир вокруг замер, прислушиваясь. — Так завершается цикл, замыкается круг. Беспокойся о тех, кто рядом, Хэлкар, и о том, что еще можно спасти, об Ортхэннэре же не беспокойся, потому что ни помочь, ни помешать… ни спасти его ты уже не можешь. Отсюда — и до самого неба — ему идти одному.
3262 год Второй Эпохи,
Умбар и окрестности
— Тогда он вскинул меч и зашипел, как тысяча змей! И показал прямо на холм и так вот зарычал: «Кто здесь не боится Владыки Мордора?!» И Золотой Государь…
— Так зарычал или зашипел? — бесцеремонно вклинился в повествование единственный слушатель.
— Кто? — заморгал рассказчик.
— Владыка Мордора?
— Тьфу на тебя, — грустно ответил рассказчик и допил остававшееся на дне пиво. — Такую историю испортил, зануда…
Хальдор поднялся, кинул на стол пару медяков и вышел из кабака. Постоял у коновязи, покачиваясь на каблуках, и зашипел сам, как одна, но очень огорченная змея. Он успел выслушать две дюжины разных вариантов произошедшего, и ни один из них и близко не стыковался с реальностью. Ну кто-то же должен был растрепать об этом по округе! В конце концов, там была не только королевская гвардия, Саурон с присущей ему тонкостью вломился прямо в центр лагеря и шел по нему так — что видно было. Видно было…
Памятный был день.
***
Хальдор почуял их в последний момент. Успел откатиться в сторону чуть ли не из-под копыт, когда вниз упало пять всадников, до последнего остававшихся невидимыми в ясном небе. Кхамул мешком сполз с седла, да так и остался лежать лицом в землю. Остальные мигом спешились сами и уложили коней.
— Ненавижу летать, — выдохнул Второй, когда обеспокоенный Хальдор попытался его перевернуть. — Не трогай меня! Летать и колдовать — ненавижу еще больше!
— Маг, — укоризненно сказал Дэнна и качнул темными косами, — ты мертвый. У мертвых не бывает морской болезни.
— Видимо, я не достиг твоей степени презрения к бренному миру, — шепотом, но весьма ядовито ответил Кхамул. — Угх… Хотел бы я и впрямь быть мертвым. Тихо лежать в земле, а не скакать по небу…
Он свернулся клубком и перестал реагировать на происходящее.
Дэнна вздохнул и глянул на Хальдора.
— Покажи мне, — сказал Дэнна. — Где лучшее место для наблюдений?
Хальдор кивнул и жестом указал на гребень холма.
— Не вставай в рост, — сказал Хальдор. Дэнна кивнул.
Юное лицо его оставалось бесстрастным. Хальдор не решился спросить, что произошло. Из этих пятерых он хорошо знал только Сайту и, пожалуй, Кхамула — Сайту знала вся Обитель, а Кхамул учил Хальдора тому, что могло бы называться магией. Дэнна был постоянно чем-то занят, проводил много времени в Зале Карт, и Хальдор — нет, не боялся, но замирал перед ним так, как иногда остальные — перед Первым. Хэлкара Хальдор не боялся — трудно бояться человека, у которого ты стоял на стреме, пока он крадет коней.
Когда Хальдор подполз к гребню, Дэнна внимательно глядел вниз и вдаль — на нуменорский лагерь. Да что там лагерь — уже полноценный город. Хальдор попытался так же провести ладонью перед лицом, поймать нужный момент сосредоточения, но сорвался в конце и чуть не выругался. Дэнна глянул на него краем глаза, моргнул, как большая птица, неловко и медленно, и повернул голову обратно, чтобы не сломать собственное дальновидение.
Хальдора похлопал по плечу подползший Кхамул. Кажется, после короткого обморока Второму стало лучше.
— Держи, — сказал Кхамул. — Сильная магия.
И протянул Хальдору кованый тонкий цилиндр.
— Раскладываешь… — сегменты скользнули с тихим щелчком, — Поворачиваешь… И вот тебе прекрасная подзорная труба. Рекомендую.
— Он там, — сказал Хонахт из-за их спин. — И здорово же он нас обогнал.
— Ты откуда знаешь? — удивился Сайта. — Птицу поймал?
— Да вы посмотрите на коней, — Хонахт тяжело прижал собственного крылана к земле, зашептал что-то на ухо. Кони повернулись все в одну сторону — к лагерю — и тревожно прядали ушами. Кобыла Дэнны ударила по земле тяжелым кожистым крылом, оскалила зубы, фыркнула, начала вставать. Хонахт метнулся к ней и тоже начал уговаривать потерпеть спокойно. Сайта придержал еще пару зверей.
— Нехорошо, — сказал Моро. — Толку от нас тут…
— Моро, — сказал Сайта проникновенно. — Если б ты остался в Обители, Хэлкар бы… — рыжий замялся.
— Хэлкар сделал бы с тобой что-нибудь, о чем бы сам потом крупно пожалел, — холодно отозвался Дэнна, перевернулся на спину и съехал с гребня к коням.
Хальдор крепче сжал в руках подзорную трубу и сосредоточился на происходящем в лагере. Ему остро казалось, что он не понимает половины произнесенных слов. Так бывало, когда их собиралось больше двоих, он чуял — но пока не умел слышать весь разговор. Когда он как-то спросил об этом Кхамула, маг долго молчал, а потом грустно попросил Хальдора не торопиться.
Моро молча занял место Дэнны.
— Что случилось? — спросил Хальдор у Кхамула тихо. Маг поднял на него темные глаза и покачал головой. Звякнула пара подвесок, которые Кхамул до сих пор иногда вплетал в косицы на висках.
— Саурон… отправился к нуменорцам, — шепнул Кхамул. У Хальдора волосы поднялись на шее.
— Один? — выдохнул он. Кхамул кивнул.
Моро тихо вскрикнул и повел головой слепо, схватил Хальдора рядом за руку, позволяя тому тоже увидеть.
— Что там? — сказал Хонахт снизу. — Что вы видите?
— Переполох, — ответил Хальдор, смаргивая резь и жжение в глазах.
Сайта невесело хохотнул.
— Большой шатер в середине, — неверяще сказал Хальдор. — Люди сбегаются. Если это Саурон… он…
— Рехнулся? — подсказал Кхамул. — Навряд ли. Моро, Хальдор… держитесь.
Кхамул накрыл кольцо на руке другой ладонью и прикрыл глаза. Картинка сместилась, встала на место, стала в разы крупнее и четче.
— Я вижу его, — сказал Моро. — Он…
— Надо что-то сделать, — сказал Хальдор. — Что, мы будем просто сидеть и смотреть? Его заковывают в цепи!
— Я уточню кое-что, — так же холодно отозвался Дэнна снизу, продолжая лежать на спине и смотреть в небо. — Вы видите, как Саурона заковывают в цепи? А он что делает?
Хальдор замер и постарался обдумать вопрос внимательно.
— Не сопротивляется? — наконец сказал он, уловив смущающий момент в этой картине мира.
— Я думаю, — сказал Дэнна, и голос его чуть дрогнул. — Я думаю, он знает, что делает.
— Он смеется… — прошептал Моро и чары сломались. — Смеется.
Остальные застыли безмолвно, на середине движения, только шепот Хонахта лился над завороженными конями, в такт шелесту травы и песка.
***
— Я слышал, господин ищет тех… кто ищет истории? Особые истории? — мальчишка поймал монету на лету и шепотом продолжил. — Нуменорец, худой, чисто выбрит, карие глаза. Нестарый, но седой, нос ломаный, правленый — вот так, руки в шрамах, на брови старый шрам — мальчишка показал, и увидел, как взгляд собеседника на мгновение дернулся. — Знаете его? Темный шерстяной плащ, одежа старая, потрепанная, но болячек не видать, сидит прямо и обувь не стоптанная… За два золотых отведу его, куда скажете.
— Два золотых? — сказал собеседник лениво, — Да ты рехнулся, парень.
— За меньше ничего не скажу! — зло отрезал мальчишка. — Мне еще жить охота!
— Что же, он тебя напугал? — напускное удивление в голосе нанимателя было опасно близко к настоящему.
— Не то чтобы… — у парня дернулся кадык. — Глаза у него сумасшедшие. Смотрит сквозь. Говорит с кабатчиком, притворяется, что пиво пьет, смеется — а взгляд — стеклянный, будто нет вокруг никого.
— Заплати ему, — сказал спутник нанимателя и мальчишка опустил взгляд, запоминая мелодичный голос, легкое движение, не звон, а шелест кольчуги, переливчатый отблеск в складках плаща. То, что можно было перепродать.
— Я слышал, господин ищет истории? — подошедший паренек глядел на Хальдора хмуро. Хальдор отставил очередную кружку дрянного пива, которую сил не было уже даже делать вид, что пьет. Примерно этого он и ждал. Слух должен был расползтись по умбарским кабакам и отиравшимся вокруг нищим и музыкантам — чужаку нужна особая история. И чужак готов платить. Это было опасно. Но результат был нужен Хальдору сейчас и здесь.
— Я знаю музыканта, — сказал парень и замолчал выжидательно. Хальдор кивнул ему на свободное место за столом, перекатил в пальцах монету. Парень скользнул за скамью, зашептал:
— Есть тут один… сам не свой до боевых песен. Хочет сложить лэ о победах Золотого Государя, да живет он вечно. Я видел, в те три дня, что Большой Флот грузился на корабли, старик пил с гвардейцами. Хвастался потом, что записал каждое слово, что они были тогда при лагере и все слышали. Два золотых — и я отведу тебя.
— Немалая цена за простой слух, — сказал Хальдор, скрыв удивление. — Пять серебром, если отведешь, и еще пятнадцать, если я и впрямь услышу, то, что мне интересно.
Дальше он торговался потому, что так было надо, чтобы не вызвать подозрений. Но внутри уже подымалась нерассуждающая холодная волна — все, что угодно, только узнать, что же произошло, что случилось? Получить хоть какой-то намек, вернуться хотя бы с каким-то ответом.
Он почуял неладное слишком поздно. Движение на крыше. Движение, которого он никогда не смог бы разглядеть раньше, в изменчивых южных сумерках. Оттолкнул в сторону мальчишку, рванулся по переулку вперед, за спиной раздался стук черепицы и крик.
— Ушел! От стрелы ушел!
И еще несколько фраз — на языке, который он только начал учить.
Хальдор влетел в следующий дом, выпрыгнул из противоположного окна, но часть преследователей была на крышах, а люди были расставлены правильно. Он понял, что его загоняют к нужной точке — тупик? Заготовленный дом? — попробовал несколько переулков, но те, на крыше, с луками, вынуждали держаться в тени и под навесами.
Пожар в крови почти выгорел, когда он развернулся навстречу преследователям. За спиной была глухая стена. Меча у Хальдора не было, только длинный кинжал — законы города строго относились к оружию, после приснопамятной ночи мятежа двадцать лет назад.
— Здравствуй, Орхальдор, — сказал подошедший человек и откинул капюшон. Высокий лоб с залысинами, тонкие губы, внимательный взгляд. Хальдор на мгновение прикрыл глаза.
Рядом виднелись силуэты с натянутыми луками.
— Ulundo, — брезгливо сказал кто-то с крыши. И добавил что-то еще, звонкое и презрительное. Испуганное.
— Они говорят, — печально сказал преследователь, — ты бежал быстрее человека, Орхальдор. Даже высокой крови. А высокой крови в тебе всего ничего. Увернулся от стрелы в темноте. Не думаю, что увернешься от трех эльфийских луков и моего меча. И десятка стражей за нами.
— Здравствуй, Бреголас, — выдохнул Хальдор и лопатками оперся о стену, пытаясь отдышаться. — А что… у нас теперь берут эльфов в Стражу?
— Я надеялся, что описание врет, — продолжил Бреголас так же печально. — Надеялся, что ты погиб в ту ночь, вместе с женой. Но, видимо, ошибался. Чем тебя купили, Орхальдор?
Хальдор тихо засмеялся.
— Есть вещи, которые не продаются, — сказал он. — Давай меняться. Я расскажу тебе, за что меня «купили», а ты таки расскажешь мне историю, за которой я гоняюсь три последних дня.
— И этого я тоже не понимаю, — сказал Бреголас, напряженно поворачиваясь к спутникам. — Неужели у них там правая рука не знает, что делает левая?
— Замыслы Врага изощренны, — откликнулся эльф. — Возможно, не все пошло по плану и его слуги ищут возможности поправить положение. А возможно, этот бывший человечек здесь для того, чтобы смутить нас и вас, внести разлад и раздор. Не говори с ним, Бреголас сын Нардиля. Бери его и пойдем, мы сами поговорим с ним… позже. И он расскажет все, что может знать.
Бреголас покачал головой и повернулся обратно к Хальдору.
— Ты даже попался глупо, — сказал он брезгливо. — Влип за историю, о которой через полгода будут трепать на каждом перекрестке по всему побережью, как только управление Наместника допишет все необходимые приказы и снимет печати. Может, от тебя удастся хоть что-то разузнать про это невероятное вранье. Но слушай…
***
Ар-Фаразон Золотоликий, Государь Нуменора, вышел из центрального шатра, чтобы размять ноги и подышать воздухом, а вместо этого увидел свою смерть. Он стоял и смотрел, внимательно и молча, как смерть идет к холму сквозь лагерные ряды, сквозь двойное оцепление у подножия холма. Не останавливаясь, легкой, почти танцующей походкой, человек в черном плаще шел сквозь его армию, как зрячий среди слепых, как бодрствующий — среди спящих.
Фаразон перевел взгляд левее и увидел суматоху и беспорядок, там, где он знал, на отшибе развернули шатры гости. Оттуда бежали люди, но вот их-то как раз стража видела прекрасно и им — могла помешать.
«Эльфийские посланники, — подумал король отстраненно. — Не успеют».
Человек в черном подымался по тропе бесконечные секунды, а Фаразон стоял и смотрел, завороженный пляской теней вокруг незваного гостя. Вот вскинулся кто-то из стражей, но тут же поник взглядом, забыв, что его встревожило.
Фаразон потянулся к оружию, но медленно, бесконечно медленно, а потом стало уже слишком поздно.
— Так скажи мне, — любезно спросила его смерть, положив руку на тяжелый наборный пояс, а другой рукой уперев в горло королю Нуменора клинок, — Фаразон, сын Гимильхада, есть хоть одна причина, по которой ты останешься жить и этим вечером тоже?
Гнев тяжело колыхнулся внутри, гнев, сожаление и что-то еще, чему не было быстрого названия.
Фаразон невольно откинул голову назад — острое лезвие чуть царапнуло кадык, по горлу побежала теплая струйка крови — и ровным голосом сказал:
— И даже две, Саурон, которого в тех краях, где мне действительно довелось побывать, называют Саурианной.
***
— И твой хозяин бросил меч! — закричал Бреголас. — И упал в грязь, на колени перед нашим Королем… и… и…
— И превратил все в людоедский фарс, как это в обычае у Тху, — устало сказал эльф. — Заканчивай, Бреголас. Нам надо допросить эту тварь.
— И перед сотней свидетелей Враг поклялся Королю в верности! И провозгласил, что все, чем он владеет — теперь владения Короля Нуменора, а все, кто служил Владыке Мордора — вольны выбирать, покинуть ли его службу или принести клятвы Ар-Фаразону, величайшему из королей людей.
— А я так понимаю, — сказал Хальдор в повисшем молчании, — что Король неожиданно согласился? Саурон теперь личный вассал Короля? А Мордор — личные Королевские владения, преподнесенные Королю в дар? А Ханатта что — союзник по наследству, так сказать?..
Хальдор захохотал так, как смеялся когда-то давно, когда его жизнь еще напоминала нормальную.
Он знал — ему не уйти, он слишком мало знает, слишком малому научился. И многое может сказать, что ни в коем случае не стоило бы слышать ни Верным из Стражи, ни, тем более, разъяренным эльфам.
Страшно было так, что заледенели губы.
— Ты ответил на мой вопрос, Бреголас, — сказал Хальдор и тяжело сглотнул. — Слушай же мою цену. Тот, кого я не называю хозяином, тоже подарил мне один ответ.
Бреголас невольно подался вперед.
— Смерти нет, — сказал Хальдор сипло.
И прыгнул вперед, целя кинжалом в того, что повыше.
В этот раз эльфы не промахнулись.
3262 год Второй Эпохи
Тай-арн Орэ, Гортар Орэ, Эрн
Но кто удержит распадающуюся плоть?
Каждый должен сам для себя найти хрупкую границу между тленом и твердью, между плотью и духом, песком и огнем.
Но первый… первый раз?
«Не спеши, Хальдор».
Не спеши различать наши имена и лица, не спеши поднять голос в общей беседе, не спеши видеть так, как не могут люди.
Не спеши умирать, Хальдор.
Это безвозвратный и горький путь, дорога, на которую очень трудно встать и с которой очень легко сойти.
Просто — отказаться.
Раз за разом. Год за годом, за веком век.
Ты думаешь, какое-то кольцо способно сделать это за тебя в первый раз?
Сталь и камень, символ и связь.
Принять кольцо — недостаточно. Сохранить его… пройдя через пламя, клинок или яд — вот он, тот призрачный отблеск редчайшего дара… или проклятия, что разглядел в тебе — хранитель и создатель этих колец.
«Не спеши, Хальдор», — вот то, о чем говорили, подсказывали, кричали тебе все остальные.
Но кажется, уже поздно.
Кажется, ты уже — идешь к нам, брат.
***
Хэлкар вздрогнул — и осел в кресле, схватившись за грудь.
Как сердцем холод клинка — он почувствовал этот зов.
Он выпрямился слепо, встал, и на мгновение пришел в себя — рывком — от чужого, ненужного прикосновения.
— Хэлкар, — удивленно и настороженно сказал Кэран, не отпуская его локтя. — Прости… мне показалось — тебе плохо?
— Не прикасайся, — тихо сказал Хэлкар, мучительно и тяжело сосредоточившись на старом знакомом. — Уходи. Я объясню — потом. Спустись в жилые залы. Собери. Своих. Других тоже. До моего возвращения — не поднимайтесь в башни, не выходите ночами во двор. Держитесь друг друга. Может — ночь или две. Может — дольше. Не бойтесь — это главное.
Голос его исказился и он увидел как дрогнуло в понимании лицо Кэрана.
— Я сделаю, — просто сказал Кэран. — Смотри, — он поднял обе руки и отступил к камину, — я не мешаю тебе на твоем пути.
Он знал безошибочно, где ждать остальных.
Черный камень горной долины, вода и серебряные цветы.
Эрн — одиночество. Там, где даже пришедшие вместе всегда остаются порознь, там где ветер, луна и ночь. И день — не лучше. Воды озера отражают только звезды — и никогда — пришедших в долину.
Эрн — отчаяние; разрушенная — или никогда не построенная часовня забытого бога, книга на алтаре — или просто камень причудливой формы, узкая черная тень на стене, будто в форме меча, а самого меча нет. Стылое забвение: ни имен, ни знаков, ни объяснений.
Эрн — память. В темных глубинах плывут созвездия, чей рисунок давно изменился. И отражается — одна звезда, которой больше нет.
Каждого из собратьев, кто начинал утверждать, будто понимает — Саурона, Хэлкар молча отводил к озеру. К Эрн.
И все возвращались туда — раз за разом, один за другим.
Хэлкар не знал, бывал ли сам Саурон хоть раз в сотворенной им долине после того, как когда-то показал ее Хэлкару.
Не знал. И не хотел знать.
— Эрн? — спросил Дэнна, содрогнувшись. В груди было пусто и страшно.
— Это… имеет смысл, — прошелестел Кхамул, одним движением взлетая в седло. — Ну, мерзкая тварь, давай, в долину. Да, я знаю, ты от меня тоже не в восторге.
— Но как, Маг? Саурона нет…
Кхамул потер виски, глотнул из небольшой бутылочки, закашлялся. Запахло травами. Кхамул тронул поводья, оглянулся. Глаза у него были бешеные, пьяные.
— Не отставай, дух юга! А Саурон — что Саурон, Саурон с нами!
— Да уж не отстану, тень востока! — безмолвно ответил Дэнна, направляя в небо собственного коня.
Отовсюду собирались они. Те, кто был ближе, первыми встали у храма в долине и ждали остальных — они звали, и с каждым пришедшим сильнее становился зов. По одному, по двое, тени среди теней, скользящие в потоках ночного ветра, собирались у Эрн те, кому предстояло, наконец-то, стать — Девятью.
Далеко на западе, среди переменчивых океанских течений, на борту гиганта-корабля, наблюдающие записали и доложили в свой черед, что пленник в один из дней сел в кресло в углу и не вставал из него четыре дня, застыв в совершенной, нечеловеческой неподвижности. Лицо его оставалось в тени все это время, как бы ни менялось освещение в каюте.
Они звали — и их голоса затихали в пустоте.
Эрн — отчаяние! Хэлкар бессильно уронил руку с плеча Второго, опустился рядом на траву.
Кхамул сидел, закрыв глаза, из-под век текли кровавые слезы — лицо кривилось в попытке улыбнуться.
Тот, кого они звали Хальдором — он был близко, так близко — позвать, коснуться, помочь, направить…
Бесполезно. Нет больше сил.
Он не видел, кто уже здесь, а кто только должен прибыть, не хватало среди круга одного или двоих — где бы они ни были — в самой долине или по пути к ней, не было времени и не было пространства, Первый звал — а откликалось только эхо.
Эрн — одиночество.
«Или и вправду, — мелькнула ядовитая мысль, заметалась между теней, — или и вправду мы — лишь отражения его воли? Инструменты, не способные ни на что — сами?»
Далеко, далеко, среди западного океана, забыв на мгновение о людях и нелюдях, о войне и стратегии, правде и лжи, тот, кого называли — Сауроном, опустил голову еще ниже и сжал руки на подлокотниках кресла.
Он слышал — почти на пределе слуха, он видел — уже почти придумывал, а не видел на самом деле, домысливал — обрывки, осколки, почему же так глупо, так далеко, так беспощадно невовремя — и рассыпается ржавчиной сталь колец, мерцают, ползут под руками нити, которым должно было стать — нерушимой, вечной связью… бьется в серой пустоте тот, кому надлежало — замкнуть круг, не в силах сделать выбор, потому что он забыл — что выбор есть, нет для него ни пути к звездам, ни дороги обратно, только единственный, последний момент угасающей жизни, только хриплое — «Смерти нет», и боль, и темнота.
Неподвижная гладь озера затрепетала. Тяжелый удар крыла, и на мелководье рухнул загнанный, хрипящий конь, забился в судорогах. Всадник чудом вывернулся из-под падающего тела — и по песку и воде побежал к остальным.
— И если вам кажется, — выдохнул он, ворвавшись в круг, — что мы имеем право сдаться! То я говорю — нет!
Невозможно.
Нет больше сил.
Кто мы? Всего лишь усталые тени… призраки, глупцы, поверившие в несбыточное…
Он протянул руку — тонкое, упрямое, почти детское лицо, ореол светлых волос, открытый — и бесконечно понимающий, не сочувствующий, нет, понимающий — и отвергающий это понимание — взгляд. Прямо в лицо. Прямо в душу.
Невозможного нет!
Хальдор открыл глаза — как тогда — двадцать лет назад… О, Эрн, безнадежная, без-надеждная память…
Ночь смотрела ему прямо в лицо тысячью глаз.
Он видел — он понимал — он знал.
Он снова — был.
— Брат мой! — сказал ему встрепанный юноша в черном и улыбнулся так, что невольно захотелось — улыбнуться в ответ. — Я не успел встретить тебя — живым, но я рад, что встречаю — вернувшимся. Я — Элвир, а смерти — ну смерти ведь действительно нет! Что вы смеетесь?! Эх…
— Мы называем его — Король-Надежда, — выдохнул Кхамул, открывая глаза.
— Когда не называем другими словами, — добавил Хэлкар сурово. На мгновение показалось, что Первый — тоже улыбается. — Элвир, ну и где же тебя носило, изволь ответить?..
3262 год Второй Эпохи,
«Агларрема», флагманский корабль Государя Ар-Фаразона
Великий Западный Океан
— Государь! — подошедший капитан смотрел прямо и вместо поклона приложил кулак к сердцу — предпочел воинский салют. Условия допускали.
— Да, Нуфарат, — сказал Фаразон, поворачиваясь от борта.
— Государь желает лично принять командование флагманом? — напряженно спросил капитан.
Фаразон покачал головой. Убрал с глаз мокрые пряди — дождь усиливался. Вопрос удивил его — смутно.
— Тогда я нижайше прошу государя покинуть верхнюю палубу! Шторм близко!
Фаразон выпростал руку из-под простого черного корабельного плаща — трое остававшихся при нем на верхней палубе порученцев щеголяли точь-в-точь такими же. Указал в сторону неба и сгущающейся темноты. Капитан Нуфарат склонился ниже — волны били в борт с немалым шумом, а натянутый такелаж гудел на ветру.
— Твой прогноз, капитан? — спросил Фаразон, повысив голос. — Два колокола или четыре?
Нуфарат скользнул взглядом по небу и поежился. Фаразон знал — Нуфарат боится не только и не столько шторма. Это было первое настоящее плавание «Агларремы». От Острова до восточных берегов и обратно. И вставший на смену Хортумару Нуфарат не боялся боя, но… вот, пожалуй, нервничал перед теми, кого его пятирядная драгоценная «Агларрема» несет на себе. Нелишне было напомнить капитану Нуфарату, что командующий Фаразон и сам не так давно водил корабли.
— Думаю, времени у нас больше, — решительно ответил Нуфарат. — А шторм будет хуже, чем кажется. Вряд ли страшен нашему флоту, Государь, но, прошу вас…
Фаразон кивнул и, оттолкнувшись рукой от одного из канатов, пошел к каютам, привычно подстраиваясь под качку. Порученцы последовали за ним.
Фаразону не хватало моря — там, в Замке Королей. Но он опасался, что это последний раз, когда он вышел в настоящее плавание.
Немногочисленные свитские, ожидавшие во внутренних помещениях, расступились беззвучно. Король, которого уже не называли — новым, с первого дня показал, что не терпит суеты и лишних людей.
Приняв от слуги чашу с горячим вином и сбросив мокрый плащ, Фаразон скользнул взглядом по заваленному бумагами столу и поморщился. Владыка Мордора и личный вассалитет… м-да, подбросил же он задачку хранителям законов. Идея изящна, как утренний свет и безумна как Государь Палантир в лучшие годы, цинично подумал Фаразон.
Каюта слегка качнулась, Фаразон нахмурился. Какой силы была эта волна?
В дверь осторожно постучали. Учитывая, что он разрешил беспокоить себя ровно по двум поводам, и на корабль пока никто не нападал…
— Да! — повысил Фаразон голос. — Впустите его!
Вошедший воин был из личной стражи короля, из тех, кого Фаразон забрал с собой, навсегда покидая флот. И прямо сейчас он должен был находиться на третьей палубе, как и еще десяток особо доверенных гвардейцев, если только…
— Пленник говорит, — торопливо сказал гвардеец, — что эта буря — колдовская. Он просит разрешения подняться на палубу или хотя бы — переговорить с тобой лично, мой командующий. Говорит, что корабль в опасности.
— Занятно, — сказал Фаразон. — Что еще говорит пленник?
— Да больше и ничего, мой командующий… мой Государь. Но он был — настойчив.
Фаразон кивнул.
— Спокойно, Адулат. Ты выполнил ровно то, что я вам приказывал — доложил о словах. А теперь возвращайся, возьми еще двоих и приведите мне его. Пока что сюда. После этого оставайтесь стеречь у наружной двери.
— Да, Государь, — отозвался гвардеец. Глаза его блеснули — Король помнил его по имени!
— Прощу прощения у короля, — покаянно выдохнул Саурон, влетев в каюту вместе с очередным ударом волны о борт. Чудовищный пируэт и неловкий взмах скованными руками спасли его от падения, но едва-едва. — Твой слуга глуп, неуклюж и давно не был в море.
Фаразон сделал пометку — выяснить, кто из гвардейцев, не Адулат, питает к пленному не просто нелюбовь, а конкретную, мелочную, глупую неприязнь. Тычок в спину на пороге был почти незаметным. Если не знать, куда смотреть.
А если не знать, как именно слушать, можно было подумать, что Саурон говорит о себе. Но он не сказал, который именно слуга.
— Я, конечно, ждал, что именно ты придумаешь, — с холодным любопытством сказал Фаразон и смерил взглядом стоящего перед ним. — Но буря?
Саурон оглядел каюту. Задумчиво лязгнул оковами на руках. Переступил босыми ногами по ковру.
Возможно, ножные кандалы и впрямь были проявлением той самой мелочной глупой неприязни.
Фаразон потер давно зажившую царапину на шее и проигнорировал намек.
— Не мой это шторм, — сказал Саурон наконец. Поднял на короля тихий сосредоточенный взгляд, без веселья, без тревоги. — Не позабыл ли ты об иных берегах океана?
Треск дерева и стон железа стали ему ответом. Буря пришла — и пришла много раньше, чем ждали.
Волна хлестнула прямо в стекла. Верхней каюты пятирядного корабля. Темнота сгустилась почти мгновенно.
Фаразон поднялся из кресла раньше, чем сам понял, что делает. Ох и тяжело было принять, что ты больше не капитан, не мореход, что с кораблем справятся без тебя, а тебе осталась доля больше и тяжелей.
Саурон на мгновение прикрыл глаза и во вспышке молнии за окном сам показался тенью, плоским силуэтом на фоне мира вокруг.
— Из чего только вы построили этот корабль! — сказал он внезапно. — Ничего не разобрать. Дай мне подняться на воздух, король. Может, я смогу что-то сделать… конечно, — он чуть опустил голову в том, что сошло бы за кивок, но никак не за поклон, — если ты позволишь.
Фаразон сунул руку в рукав и достал небольшой резной ключ. Железо простых кандалов еще в Умбаре сменила лучшая сталь королевских кузниц, и браслеты не заковывались наглухо, а запирались хитрыми замками, ключ от которых был только один.
— Вот ключ, — начал было Фаразон.
Саурон вскинул брови и просто шагнул из кандалов. Поднял руки, развел в стороны, будто не было короткой цепи между браслетами.
— Оставить браслеты? — спросил он ровно. — На будущее?
— Зачем? — удивился Фаразон. — Снимай.
— В самом деле… — пробормотал Саурон. — Зачем.
Он тряхнул головой и положил разомкнутые оковы на стол.
Облака неслись быстрее птиц, темные, грозные. Грохот волн был такой, что Фаразон не услышал сам себя, когда крикнул остальным — назад! — махнул рукой, и, схватив страховочный линь, кинулся на палубу сам — за колдуном. Особо отметив тех — кто не послушался, кто сам рванулся за королем в шторм.
Ливень шел со всех сторон, так непредсказуемо менялся ветер. Фаразон промок мгновенно, насквозь — это было неважно.
Саурон обернулся на бегу, что-то крикнул сам — Фаразон показал на ухо, глаза Саурона осветились пониманием и холодный, чистый голос прозвучал совсем близко, заглушая ветер и волны.
— Оставайся внутри!
— Не указывай мне! — мгновенно огрызнулся Фаразон. — Не твой корабль и не твои люди!
— Опасно, опасно… — протянул Саурон, замолкая. — Я запомню.
Он подтянулся, перескочил на одну из лестниц, пробежал до самого борта, и замер так, высматривая что-то в воде.
Фаразон повернулся и увидел — гигантскую, непредставимую волну, летящую на его замечательный флагман.
Саурон вскинул голову, прижал обе ладони к горлу и крикнул, голосом низким настолько, что показалось — отдается в костях черепа.
Имя. Призыв. Внимание.
Оссе… — эхом.
Чудовищная волна, грозившая захлестнуть корабль, дрогнула и осыпалась ледяным крошевом.
Тут же воздвиглась еще одна — ниже, плеснула о борт.
Капитан у рулевого колеса не растерялся, Агларрема разворачивалась — медленно, но не теряя управления.
Тишина упала пологом. Ливень и рев бури остались за кормой. Здесь — было тихо. Сквозь тучи пробивались отдельные лучи солнца.
— Око шторма, — потрясенно сказал кто-то за спиной.
Фаразон взбежал на капитанский мостик. Нуфарат глянул на него страшно, но не выпустил центральный штурвал.
Темная фигура на фоне волн. Голос, как гул пламени в большом очаге. Длящийся разговор, не желающий складываться во внятные человеческому уху слова.
Вопрос.
Зачем… люди — корабли — зачем?..
В волнах соткалось лицо и тут же исчезло под зыбью.
Второй голос, сам как морской прибой, грохочущий, гневный.
Ответ. Неправильно. Не так. Не должно быть.
Снова. И снова.
Отказ. Повеление…
…благодарность?
Фаразон нахмурился. Ему показалось — стоит протянуть руку, сосредоточиться — и он поймет больше, чище, сможет отделить оттенки от базовых тонов...
Саурон оглянулся. В глазах полыхнуло солнце — и Фаразон провалился глубже.
…нет людей, нет кораблей, нет цепей — только шторм, только осколки, щепа, все пойдет на дно, идем, идем со мной, я приведу тебя обратно, Артано, к твоим берегам, никто не посмеет — больше, не будет — суда Великих, не придут молчаливые, прячущие лица, в багровых одеждах, не подхватят тело, не унесут…
…молчание…
…идем, идем, никто не поверит, что я — помню, что я — еще я, что могу желать, могу сделать, уже почти — только море, только ярость, только шторм, но идем же, я помню — я не решился тогда — я помогу — сейчас…
…нет. Моя воля. Иду — сам. Один. Уходи. Благодарность — но оставь людей, оставь корабли. Уходи!
И с шелестом отступает волна. Скоро — развеивается водная пелена вокруг, расходятся стены шторма, вот видны на водной глади — другие корабли, потрепанные, побитые бурей. Из-за туч выступает солнце — а к людям возвращается дар речи.
— А! — выдохнул капитан Нуфарат восхищенно. — Зигур! Колдун, ну колдун!
«Ничего никогда не бывает просто», — мрачно подумал Фаразон, глядя на то, как Саурон отворачивается от моря и сходит по натянутому канату вниз, на их уровень палубы. Так быстрее, ближе — и да, эффектнее, и тишина плывет вокруг корабля, пока колдун идет по канату, темным силуэтом на фоне солнца, будто забыв об ожидающих его зрителях, доходит до конца и спрыгивает вниз на два человеческих роста.
Саурон на мгновение коснулся ладонью палубы и тут же выпрямился, отбросил назад волосы. Улыбнулся.
И Фаразон заметил, как невольно дернулись те из команды и стражей, кто поддался, кто захотел — улыбнуться в ответ. Те, кто еще месяц назад на одно упоминание имени Саурона кривились, как от кислого винограда или делали отвращающий знак.
— Доволен ли король? — спросил Саурон хрипло и склонил голову в том, что, видимо, представлял себе как поклон.
«А может, надо было послушать эльфов?», — спросил сам себя Фаразон. Вздохнул мысленно.
— Да, — сказал король и кивнул. — Какую награду тебе пожаловать… слуга?
Впервые — назвав на людях. Впервые — обозначив статус.
— Вина бы горячего, — легкомысленно ответил Саурон и закашлялся. — Голос сорвал. Ненавижу этот язык.